— Да ладно, — протянул я, двинувшись следом. — Ну скажи это.
— Я тоже тебя люблю.
— Вот и заме…
— Но как друга.
У меня аж очки на переносице вниз съехали.
В смысле?
Я, конечно, скорее собственноручно воскрешу Камилу Сантана и влюблюсь в нее, чем в Финна, но как-то мне стало обидно.
Пока Финн с каким-то остервенением перерывал монеты, я терпеливо замер у выхода и краем глаза наблюдал за тем, как кривились его губы в презрении. Пока Финн не открыл хранилище, настроение у него было явно получше, вот и пойми, что перемкнуло в его безмозглой голове.
— Все равно мне кажется, что мы ошиблись сейфом, — сказал я, когда мы, наконец, сели в тележку. — Я слишком хорошо знал Флэтчера.
— Видать, не слишком хорошо, раз старик Сантана и твоя жена мертвы, — хмыкнул Финн.
— Неудачная шутка.
— Это не шутка.
Дом номер восемь в утлом Паучьем Тупике выглядел заброшенным и убогим, поэтому на секунду показалось, что ничего не изменилось и пьяный вдрызг Наземникус Флэтчер храпит в гостиной на просевшем диване.
— И что с домом делать? — вздохнул я, критически оценивая состояние жилища. — Такое убожество не продать.
— Залить бензином и бросить спичку, — буркнул Финн, куривший у калитки.
Я не удостоил его взглядом и поднялся на крыльцо.
Дверь побитая, с выломанным замком, так что в дом я вошел безо всяких там отпирающих заклинаний.
Все, что можно было вынести, соседи вынесли. В гостиной из мебели остался лишь диван, который с места сдвинуть было опасно — развалится на части.
На втором этаже вещей было еще больше: мешки с одеждой, ящики с какими-то бумагами, грязные мантии, мелкие побрякушки, драные книги и тому подобное. Но самый ужас — насекомые.
Когда меня угораздило дернуть за край отклеившихся обоев, я, мало того, что содрал их с половины стены, так еще и выпустил на пол полчище черных тараканов.
— Я за бензином, — сухо сказал Финн, к которому я с перепугу запрыгнул на спину, обхватив ногами.
— Да подожди ты.
— Проще все сжечь нахуй.
Чтоб доказать решительность своих намерений, я осмелился спрыгнуть с Финна и встать прямо на какие-то тряпки, в которых эти самые тараканы спрятались.
— Ну тогда конечно, — бросил Финн, стянув дреды в большой узел на затылке.
И мы убирали дом. Зачем? Чего ради?
Убирали молча, словно заранее согласовали свои действия. Первым делом я связался по видеосвязи с кентавром-интеллектуалом Элиасом и спросил, существует ли заклинание, способное уничтожить все насекомых в радиусе дома, и минут пять бесстрашно шарил по всем закоулкам, уничтожая вредителей волшебной палочкой.
Когда я наткнулся на боггарта в серванте, сердце чуть не выпрыгнуло, когда на меня поползли очередные насекомые, а я, со своей фобией всего маленького и ползающего, напрочь позабыл заклинание. Помог Финн, который, залив сервант керосином, бросил в него зажженную спичку.
Насекомых тут же словно втянуло в сервант, а боггарт взвыл.
— Ридикулус! — вспомнил я, когда на меня поползли очередные тараканы уже из горящего серванта.
Сервант решено было уничтожить, и вот он уже горел на заднем дворе вместе с кухонным гарнитуром, который Финн, раздевшись по пояс, порубил едва ли не в щепки.
— Это нацистский крест? — поразился я, ткнув пальцем в одну из татуировок на спине Финна.
Финн опустил топор и повернул голову.
— Ты че, нет, конечно, — вразумил он. — Это символ Ку-Клукс-Клана.
— Вопросов больше не имею.
Финнеас Вейн: беглый заключенный, анархист, тупица, бывший наркоман, расист. Повезет же кому-то с зятем.
Уборка длилась уже восьмой час. Я сгреб сорванные со стен обои и, выкинув их из окна, целясь прямо в костер, где догорали немногочисленные предметы старой мебели, перешел к перебиранию вещей.
Перебирал долго, особенно старые колдографии. Разглядывал лица незнакомых мне волшебников, снимки самого Флэтчера, махавшего мне рукой, даже думал отложить пару фотографий, чтоб не забывать, как выглядит человек, открывший мне путь в беспощадный мир криминала, но услышал, как за моей спиной фыркнул Финн.
— Что? — обернулся я.
Вытирая мокрые руки грязным полотенцем, Финн прислонился к голой стене.
— Это до пиздецов мило, — выплюнул он. — Но давай быстрее.
— Тебя это бесит?
— Меня много чего бесит.
— И что тебя бесит? — терпеливо спросил я, поднявшись на ноги.
Финн поджег сигарету и косо взглянул на меня ледяным взглядом.
— То, что к этому старому пидору ты относишься сейчас лучше, чем к своему отцу.
— Обоснуй, — процедил я, скомкав фотографию.
— Сам подумай. Сидишь тут, ностальгируешь, фотографии смотришь, — протянул Финн то ли с презрением, то ли с насмешкой. — Чет о своем отце ты никогда так не вспоминал.
— Можно я не буду согласовывать с тобой, как я вспоминаю о своем отце? — холодно произнес я. — Это смешно, когда такой как ты учит меня, как мне вести себя с семьей. Мог бы сам, кстати, высказать дань уважения покойному отцу.
— Я высказал. Когда закапывал его ошметки под виноградом.
Да есть в тебе человечность вообще?
Есть, конечно, это же Финн. Этой своей человечностью он и цепляет людей, которых изначально немного пугает или смешит своим внешним видом.