Но сам факт того, что я в тюрьме, держу в руках оранжевую робу, смотрю сквозь стекла очков на заключенных, которые по большей части выше, старше, сильнее и крупнее меня — все это не просто пугало. Это был священный ужас, наверное — новая ступень в карьере бандита, когда боишься тюрьмы.
А Финн, клянусь Богом, как в своей стихии! Все, чем он не был доволен, так это приказом надзирателя вытащить из уха и носа кольца и спрятать в коробку. Снять чертовы кольца!
Понимаете эту разницу восприятия, святой отец? Я вздохнуть нормально не могу, так меня трясло, а Финн немножечко взгрустнул, доставая из носа серьгу.
Вообще Финн уникальный человек. Он рассказывал про свой тюремный срок с такой ностальгией, словно человек, грезящий о своих счастливых буднях, несмотря на все ужасы заключения: обыски, болезни, избиения, тюремные банды, своя система отношений в этом изолированном обществе. Финну даже оранжевая роба шла.
— Да успокойся, — усмехнулся Финн, сев на нижний ярус кровати возле меня. — Еще ничего не случилось.
— Еще, — прошептал я, глядя в стену.
— Не ной, тебя вообще могли определить отдельно от меня, и твоим сокамерником был бы какой-нибудь маньяк. Я, помню, сидел с Альфредо: о, этот хуев дед снял кожу с двадцати парней и…
— Спасибо, Новый Орлеан, мне гораздо легче.
Финн хлопнул меня по спине, явно едва сдерживая улыбку, и поднялся на ноги.
— Намучу нам сигарет, — сказал он.
Я даже не знаю, хорошо это или нет, что нас в камере не закрывали на ключ. С одной стороны, я не был ограничен четырьмя стенами. С другой же, если я выйду в общее помещение ко всем заключенным нашего блока, смотреть футбол или чем они там занимаются, то рискую оказаться избитым или зарезанным.
С узкой койки я не вставал не знаю даже сколько часов, прикидывая, где спать безопаснее: на нижнем ярусе, где я лежал, или стоит согнать с верхнего Финна. В голове словно туман — лежишь, слушаешь, как кто-то ходит в коридорах, как громко кричат заключенные в общей комнате.
— Ну че как? — В камеру вернулся Финн и бросил мне блок сигарет.
— Я домой хочу, — прошептал я, глядя в стену.
— Да сколько там того срока осталось? Лет двадцать, не больше.
— Финн, залезь в койку и тихо умри.
Но Финн, кажется, решил, что ситуация, в которую мы попали, может и должна быть использована как месть мне за многочисленные издевки.
— Короче, тема такая, — сказал Финн, сев на кровать возле меня. — Если хочешь отсидеть нормально — завоюй авторитет. Сложно было найти еще большего дрыща, чем ты, но я нашел.
И протянул мне короткий нож.
— Пырнешь его.
— Да пошел ты, — отмахнулся я.
— Ну как хочешь, — пожал плечами Финн, вскарабкавшись на верхний ярус. — Осторожней вечером в душе.
Я резко вскочил на койке.
— В смысле?
Финн, усмехнувшись, снова пожал плечами.
— В смысле? — вскинулся я, дернув его за дреды.
— Ничего не знаю, я тупенький.
— Свобода, — со слезами на глазах прошептал я, на ходу комкая оранжевую форму. — Свобода…
Финн, махнув надзирателю на прощание, вдел в нос золотое колечко и неспешно направился за мной.
А меня от поцелуев с вольной землей под ногами отвлекла стройная фигура в черном пиджаке на голое тело, стоявшая около черного внедорожника.
— Почему вы не писали мне писем? — крепко обняв атташе Сильвию, прошептал я, уткнувшись в ее плечо. — Почему?
— Господи-Боже, Поттер, ты провел за решеткой от силы двадцать часов, — закатила глаза Сильвия, похлопывая меня по спине.
— Истеричка ебаная, — буркнул Финн, усевшись на переднее сидение. — Суток не провел в камере, а так голосит, будто три года в Гуантанамо отмотал.
— Ну уж простите за то, что в отличие от некоторых личностей, для меня тюрьма — это не обыденное место, — огрызнулся я, сев в машину.
Сильвия смеялась и, попрощавшись с охраной тюрьмы, села за руль.
— Нормальная тюрьма, — сообщил Финн, съехав вниз по сидению и уперев колени в бардачок. — По сравнению с моей, в Луизиане — рай.
— Какой рай? — вскинулся я. — Сильвия, там такое…
— Что «такое»? Ты из камеры ни разу не вышел, — напомнил Финн. — Сука, спать мне всю ночь не давал, ныл там, в койке: «Хочу домой, ссыкотно, щас изнасилуют». Я работал в шлюшатне с десятком девок, ни одна из них мне так мозг не выносила.
— Ты слишком строг, — протянула Сильвия. — В чем-то Поттер прав: у тебя тюремного опыта побольше, а для него и ночь в полицейском участке — моральная травма.
— Вот именно, — заверил я. — А в душе мне чуть не нанесли аморальную травму.
— Да кому ты там сплющился? — фыркнул Финн.
Пропустив его слова мимо ушей, я откинулся на сидение.
— В любом случае, это был полезный опыт, — уверил я себя и Сильвию. — Я научился ценить жизнь и свободу. Отныне я буду жить по-новому.
— Поттер, мы все знаем твое «жить по-новому», — сообщила атташе, сжав руль. — Как только будем дома — напьешься, как свинья и радостно уснешь.
— Да идите вы оба, — нахмурился я и уставился в окно.