Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Я мог бы мечтать, и мечтал даже о том, что Финн сможет вписаться в компанию фриков, которых я называю друзьями. Но он не впишется. Финну не нужна компания, он нелюдимый, закомплексованный, агрессивный — общество уж точно не его лучший друг. Он с большим усилием всунул в свой простенький мирок сначала Сильвию, затем меня, ему вряд ли нужно расширять рамки.

Да он и не умеет.

Но другое дело — взаимная неприязнь со Скорпиусом Малфоем.

Финн помнит, как Малфой натравил оборотня на деревню отбросов.

Малфой помнит, понимает, что, возможно, он уже не самый лучший мой друг.

У Малфоя не было врагов, потому что те отсеивались посредством устроенных им неприятностей.

У Финна не было врагов, потому что он умеет убивать.

Поэтому я предпочитал держаться пока в стороне, не хотел лишних вопросов и не знал, как на них ответить. И без того ситуация глупая.

Прокравшись в гостиную, я уже сразу понял, что незамеченным не останусь.

У большого зеркала крутилась Доминик, отчаянно пытаясь отрастить заклинанием волосы, которые за годы, проведенные в могиле пришлось срезать до шеи, настолько невозможным оказалось их расчесать, а на диване сидел Скорпиус, в окружении каких-то документов.

— На подпись, — бормотал Скорпиус, отложив документ в стопку на журнальном столике, и взял новый лист. — На немедленное одобрение. На подпись.

— Скорпиус, — позвал я.

— … на подпись. На подпись. На одобрение. На отказ, — продолжил сортировать документы Скорпиус, не отвлекаясь.

— Что это? — нахмурился я, присев на подлокотник.

— Ничего не трогай! — воскликнул Скорпиус.

Но я уже стащил со стопки «на подпись» первый попавшийся лист.

— Это латынь?

— Не трогай, — повторил Скорпиус, забрав у меня документ. — Я работаю.

Я приоткрыл было рот, чтоб уяснить, с каких это пор сортировка сомнительной документации входит в обязанности гувернера, но у Скорпиуса, видимо, наболело и он выпалил все сам.

— А все потому что я стажер! Поэтому и разбираю эти завалы, а это только за последний месяц из сорока шести точек мира! Это еще хорошо, что философский камень не в нашей юрисдикции, иначе пришлось бы столько всего объяснять.

И опустил очередной документ в высокую стопку «на отказ».

Я присмотрелся к документу.

— Где-то я…

— Да, да, это заявления на возвращение мертвых, — отмахнулся Скорпиус, опустив очередной документ в стопку «на отказ». — Не ищи, там твоего нет. Да ты заебал уже, не трогай!

Над моей головой лопнула лампочка в люстре, и я отскочил.

— Не нервничай, офисный работник небесной канцелярии, — рассмеялся я. — Или не небесной?

Скорпиус прищурил взгляд.

— Молчу, молчу, — успокоил я. — Просто интересно. Кто подписывает эти документы?

Снова тяжелый взгляд.

— Какая разница, если все равно девяносто процентов из заявлений будут отклонены? — протянул Скорпиус.

— Почему?

— Потому что не всех, чьи знакомые додумались загуглить ритуал воскрешения, можно возвращать, — терпеливо пояснил Скорпиус.

— А кого можно? — полюбопытствовала Доминик.

— Только проблемных, — уже мягче ответил Скорпиус, указав на тонкую стопку «на одобрение», состоявшую из пары бумажек.

— Проблемных? — вскинул бровь я.

— Это те, кого в рай не берут, а в аду им слишком весело.

Я фыркнул, поняв, почему у меня получилось так легко воскресить самого Скорпиуса. Да небесная канцелярия была в восторге, сплавив обратно в мир живых такой экземпляр!

— Прошу не комментировать. — Скорпиус ясно прочитал мои мысли по выражению лица.

Хлопнув стажера небесной канцелярии по плечу, Доминик снова вернулась к зеркалу. Надо сказать, заклинание для роста волос не было ее коронным: волнистые рыжие волосы тяжелели до колен и продолжали расти, извиваясь, как змеи.

— Я чего пришел, — произнес я. — Можно забрать дневник Фламеля?

— Забирай, — кивнул Скорпиус.

Я только потянулся к дряхлой книжке, лежавшей на тумбе прямо под старинной рамой портрета алхимика, что-то самозабвенно бормочущего о настойке из хвостов желтобрюхой ящерицы, как Скорпиус перехватил меня за руку.

— Ты что-то мутишь?

— Нет.

— Ты что-то мутишь.

— И это мне говорит тот, кто занимается документами с того света! — воскликнул я.

Скорпиус демонстративно смахнул неразобранные бумаги на пол и указал мне на место рядом с собой.

— Я собираюсь незаметно вернуть дневник Фламеля в министерство, — машинально соврал я. — Чтоб мракоборцы по крайней мере реже к нам захаживали в его поисках.

Это я, конечно, зря ляпнул. Тягаться во лжи со Скорпиусом Малфоем крайне сложно.

— Ты правда думаешь, что сумеешь проникнуть в министерство незамеченным, с краденым дневником в руках? — снисходительно произнес Скорпиус.

— Ну, дневник я вынес из министерства именно так.

— Плохая идея, Ал. Оставь дневник, я сам его подкину.

Ну не сказать же Малфою, что мне нужен дневник для того, чтоб с крохотной вероятностью найти в нем способ, как ускорить приготовление Оборотного зелья!

— Занимайся, — сказал я, все же взяв дневник. — Финн подкинет.

Брови Скорпиуса взметнулись вверх.

— Сомневаюсь, что это хорошая идея, вести магла в министерство магии.

— Он не совсем магл. Он мог учиться в Ильверморни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза