Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Форма одежды — парадная, помнится, у Вас имеется чудный костюм, в котором вы щеголяли по особняку лорда Тервиллигера, после того, как отымели его супругу в разгар светского приема.

Жду Вас в восемь часов вечера в своей скромной хибаре.

P.S. Надеюсь, Вы составили завещание. Ну, если, конечно, Вам есть что завещать.

В надежде вскоре увидеть Вас,

Флэтчер.”

Судя по тому, что в письме все было написано без ошибок, без жаргона и пятен от жирных пальцев, Наземникус явно несколько раз переписывал его начисто, причем, старался с завидным упорством.

Зачем эта театральщина, какой к черту поминальный ужин и почему сегодня, я понятия не имел, но, посчитав это саркастичной местью жулика за то, что я пытался давить на него, как-то даже смирился.

Покупатели в книжном не задерживались, еще бы, их пугала вереница багряных пятен на моем лице, кто-то, кажется, что-то шепнул про «карантин». И я, поняв, что для полного счастья мне не хватает только «карантинной зоны», закрыл магазин на несколько часов раньше.

Разве хотел я провести свой возможно последний день за прилавком, сбагривая наркотики?

Хотя, почему бы и нет?

Вестись на спектакль Наземникуса с поминками при полном параде я не стал — костюм так и остался висеть в шкафу, в жилище моего учителя эта одежда смотрелась бы нелепо. И, толкнув вечно незапертую обшарпанную дверь, я тут же вдохнул знакомый затхлый запах, перегар и пыль и понял, что не прогадал с выбором наряда, составляющим обычные джинсы и водолазку.

— Какого Мерлина? — возмутился Наземникус, критически оглядев меня в прихожей. — А где смокинг?

— Старый, не беси.

В доме было темно, лишь из гостиной виднелись огоньки свечей в старых канделябрах и пыльных стаканах. Наземникус, плохо скрывая торжество, за локоть потащил меня именно в гостиную и, игнорируя все мои вопросы, указал короткопалой рукой на стол.

Да, меня явно ждали.

Массивный стол, прежде заваленный бутылками, ворованным хламом и книгами (сейчас все это грудилось на полу, кажется, Наземникус пытался прибраться, но не вышло) сейчас выглядел еще страннее: на нем явно что-то было, что-то большое, плотное, что поместилось на него целиком, но было накрыто плотной скатертью из темного бархата, изъеденного молью. На небольшом островке, свободном от предмета под скатертью, ютилось два больших бокала и бутылка вина.

— Заинтригован? — сверкнул глазами Наземникус. В плохо освещенной комнате его лицо было похоже на ничего не выражающую маску, но голос выдавал торжество.

— Допустим, — признался я. — Но я ничего не понимаю.

— А ты ближе подойди.

Я послушно приблизился к столу. В нос ударил малоприятный тошнотворный запах невесть от чего.

Наземникус бесшумно откупорил бутылку и неспешно принялся разливать вино. На удивление неплохое.

— Я жду объяснений, — произнес я.

— О, это элементарно, студент, — кивнул Флэтчер, протянув мне бокал. – Я, по доброте душевной, обшарил все свои связи, чтоб узнать, как помочь некоторым покусанным личностям…

— Да, как же, по доброте душевной.

— Я нашел кое-кого из коллег Морана и за умеренную плату, кстати, с тебя двадцать галеонов, выудил для тебя спасение, — торжественно сообщил Наземникус. — Готов?

— Ну да, — не понимая ничего, пожал плечами я.

И Наземниус, одним лихим движением сдернул скатерть, покрывающую нечто на столе.

Увидев, что именно скрывалось под пыльным бархатом, я выронил бокал и попятился назад, с трудом сдерживая тошноту.

Передо мной, на столе, лежала коровья туша, вернее, просто забитая корова: не освежеванная, лишь кое-где часть плотной шкуры была надорвана, а в брюхе зияла дыра, из который вываливались внутренности. Вот что так премерзко пахло в этой комнате, смешавшись с извечными ароматами холостяцкого дома Флэтчера.

На многострадальный ковер, повидавший все ужасы этой жизни, стекали тягучие струйки крови, где-то рядом жужжали мухи, явно собираясь облюбовать тушу, Наземникус прихлебывал вино с самым непринужденным видом, из патефона приглушенно звучали ритмы джаза, тени от свечей плясали на стенах, а я, побледнев до всех возможных оттенков белого, навсегда запомнил эту картину, как самое мерзкое, что было в моей жизни.

— Тазик принести? — участливо спросил Наземникус.

Я, прижав руку ко рту, покачал головой. Ни слова сказать не мог, язык словно окаменел во рту.

— Ну и славно, — продолжил Флэтчер, и, переступив через осколки бокала, подошел ко мне, и бережно нацепил на меня салфетку, заправив ее края за ворот водолазки. — Коровка свежая, час назад еще жрала травку в деревеньке за городом…

Я до последнего не понимал, что происходит, пока Наземникус не вручил мне нож и вилку.

— Нет, — в ужасе прошептал я.

— Приятного аппетита.

— Ты серьезно?

— Острая нехватка сырого мясца в молодом растущем организме вампира сказывается именно этим твоим лишаем, — фыркнул Флэтчер. — Имей совесть, я эту корову через весь Косой переулок в тележке из магловского магазина тащил.

Все казалось мне то ли страшным сном, то ли идиотской мрачной шуточкой.

— Ты хочешь, чтоб я это съел? — Голос звучал, как шелест пергамента.

— Под красное вино — самое то к говядине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза