Да, я — это отдельная категория. Это даже не неудачник, потому что неудачников помнят за их провалы, я же просто некое существо, которое настолько незаметно, неважно и невзрачно, что не будь моя фамилия Поттер, клянусь, обо мне и не вспоминали бы. Но Бог дал мне именитого родителя, который стал причиной того, что окружение ждало от меня определенных высот.
Помню, как родители горели желанием усадить меня на метлу, а декан факультета насильно (клянусь Мерлином, насильно!) записала меня в сборную по квиддичу, явно ожидая, что я повторю, если не превзойду, успехи моего папы — великого ловца. Но закончилось это тем, что я, пролетев от силы метров двадцать, сверзился с метлы и сломал руку в двух местах. Итак, квиддич вычеркнули из списка моих достижений.
По школе бушевал стереотип о том, что Альбус Северус Поттер унаследовал от отца не только внешность, но и страстную тягу к приключениям и нарушениям школьных правил, однако и здесь я сломал систему: возможно, преподаватели и рады были подкараулить меня в коридоре ночью, но я в это время тихо-мирно спал в кровати и видел десятый сон.
Затем в моей жизни на третьем курсе появился Скорпиус. Ну тут уж все, наш тандем имел склонность к поиску приключений, инициатором которых всегда был Малфой, а я лишь следовал за ним, всякий раз переубеждая, вроде: «Скорпиус, не надо поить кальмара в озере огненным виски!», «Скорпиус, не надо создавать секту, тебя могут исключить!», «Скорпиус, нет, мы не полезем в темный заброшенный подвал, где сгорела ведьма, в полночь, при полной луне, в Вальпургиеву ночь, только потому что ты забыл там чернильницу!». В тот период, вплоть до окончания школы, меня знали не только как «тот сын Гарри Поттера», но и как «тот парень, который повсюду ходит за Скорпиусом Малфоем и что-то нудно зудит».
Более того, я был единственным учеником своего курса, кто не бросил имя в Кубок огня для участия в Турнире Трех Волшебников, аргументируя это тем, что «нахрен оно мне сдалось».
Поняли, да, кто я такой? Я — амеба в гриффиндорском шарфике, зануда и нытик. Похож ли я на того самого Гарри Поттера? Похож ли я на того Альбуса, которого ждал увидеть магический мир?
И даже когда мое общество сузилось до обитателей квартиры на Шафтсбери-авеню, я все равно был никем.
Луи — он потрясающе красив. Красив настолько, что когда мы вместе «благодарили» леди Эмилию Тервиллигер, я все ждал, когда она скажет: «Поттер, выйди отсюда и принеси кофе».
Скорпиус — ходячая харизма, помноженная на наглость и неадекватность.
Доминик — умница, выигравшая Турнир Трех Волшебников.
И я. Ну, давайте, не задумываясь, назовите хотя бы один мой козырь.
У меня нет ни талантов, ни целей, ни мечты. Все, что я умею делать — снисходительно приподнимать бровь и втаптывать словами людей, которые делают хоть что-то, в дерьмо. И, знаете, непросто быть таким одноклеточным, когда сын Гарри Поттера должен быть полной противоположностью.
Это была первая сложность рубрики «Быть Поттером». Вторая же будет куда проще, заметная не только мне, но и моему брату и сестре. Заключалась она в том, что у моего идеального отца совсем неидеальная работа.
Наверное, больше моего отца не работал никто во всем министерстве. Когда я был дома на каникулах, отцовский распорядок дня представлял собой незамысловатую систему: уходить на работу, когда все еще спят, приходить с работы, когда все уже спят.
Он безумно любил свою работу, несмотря на то, что в те редкие моменты, когда мы проводили время всей семьей, постоянно говорил, что в Отделе мракоборцев его доконают. Он не знал о том, что существует пятидневный рабочий день. Он был не из тех, кто по приходу домой снимают форменную мантию и оставляют «работу на работе». Иногда мне даже казалось, что в отделе ему комфортнее, особенно после того, как подружился со Скорпиусом: Малфой часто деланно беспечным тоном говорил, что с отцом у него отношения не клеятся настолько, что Драко часто просто прячется от него на работе.
Но когда я прекращал думать как придурок и вспоминал, что мой отец — полная противоположность деспотичного, холодного и озлобленного на жизнь мистера Малфоя, я был спокоен: Гарри Поттер много работает, потому что без него отдел просто-напросто рухнет.
В те редкие моменты, когда отец все же вспоминал о выходных, праздниках и, реже, об отпусках, работа не отпускала не давала ему покоя. Дом в Годриковой впадине в такие моменты был заполонен ухающими совами, на столах теснились горы писем, орали Громовещатели, постоянно чья-то голова появлялась в камине благодаря сети летучего пороха и требовала Гарри Поттера, причем немедленно. И в доме царил бедлам.