Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Отец бегал из комнаты в комнату, чувствуя себя бесконечно виноватым, но, что делать отвечал на письма, подписывал документы и сжигал Громовещатели. Мама, нарочно бережно обходя кипы бумаг, которые вагонами приходили из отдела, ходила с таким лицом, словно сейчас сожжет дом дотла. Джеймс обычно трезво оценивал обстановку и уходил куда-то на весь день, а то и на ночь. Лили делала громкость своего очередного сериала предельно громкой, чтоб персонажи перекричали сов, ухающих в гостиной. Я же недовольства не высказывал, лишь терпеливо отсиживался в комнате, заткнув уши наушниками.

Да, это тяжело, но я не буду эгоистичным ребенком и не стану ныть, что «отец променял семью на работу», потому что это бред. Он просто был трудоголиком, но я всегда знал и верил, что если что-нибудь нерадостное случится, вся работа, весь этот Отдел мракоборцев, все эти письма и документы полетят к чертям, и отец всегда поможет, из кожи вон будет лезть, но сделает то, что должен.

Мне пришлось поверить в это и тогда, когда мой образ жизни и способ заработка вразрез пошли с законом и моралью.

***

— Старый, а почему наркотики? — поинтересовался я.

Наземникус, бережно отмерив ложечкой горсть белого порошка, одарил меня таким проникновенным взглядом, словно вечность ждал этого вопроса.

Мы сидели в довольно большом подвале, который, как я понял, мой учитель использовал как своеобразный склад. Мешки, клянусь, мешки веселящих веществ, довольно странного вида колбы, пробирки и горелки, замусоленная клеенка с прожженными дырами, яркая лампочка без абажура на потолке и все тот же старенький патефон Наземникуса с заезженными пластинками джаза.

Именно в этом помещении мы с аферистом приводили в исполнение мою давнюю стратегию по получению дополнительной прибыли, а именно мешали кокаин с толченым мелом.

План был прост, как все гениальное: смешав половину дозы с толченым мелом, мы продавали сэкономленный (и тоже разбавленный) кокаин в другом месте, а картель, на который мы работали, не получал ни копейки от нашего заработка на стороне.

Правда, к самому процессу смешивания двух белых порошков меня Флэтчер не подпустил. Мне доверили протирать тряпочкой листики конопли, горшками с которой были заставлены практически все горизонтальные поверхности.

— Это очень правильный вопрос, Поттер, — кивнул Наземникус. — Помнится, был на дворе год две тысячи восьмой, когда наша хваленая капиталистическо-хуестическая система дала очередную трещину…

Я не сдержал смешок. Понимая, что сейчас старый жулик начнет ностальгировать по былым временам, я уже не удивлялся.

— Кому нужны те котлы с гниющим днищем, когда денег нет даже на портвейн? Вот и нужно было вертеться, а у маглов на стороне безопаснее было, как раз тогда твой папаша меня чуть не посадил в очередной раз, — отрывисто вещал Флэтчер. — А тут еще Морана из тюрьмы выпустили…

Далее рассказ чудеснейшим образом перетек в заверения о том, что капитализм нас всех погубит, при Фадже было лучше, молодые волшебники совсем стыд потеряли, жизненных ориентиров у них нет. Как это все было связано с заданным мною вопросом я мало понял, потому как очень увлеченно полировал нежно-зеленые листья конопли в кадке.

— … и вот сейчас, Поттер, в твою необремененную интеллектом и шрамом, как у твоего папаши, голову влетел немыслимым дивом путь обогащения с помощью старого доброго мела, — тянул Наземникус, отпив что-то из грязной кружки. — А значит это, Поттер, что ты, не смотря ни на что, развиваешься и за год наших совместных стараний эволюционировал от розовощекого очкастого школьника до кровопьющего барыги.

Посчитав это не иначе как комплиментом, я усмехнулся и намочил тряпку.

Надо сказать, что заткнулся Наземникус очень вовремя, потому как спустя чуть более минуты после нашего диалога (а вернее его монолога), железная подвальная дверь душераздирающе заскрипела, а Моран, толкнув ее плечом, вошел внутрь, сжимая под мышкой довольно большую коробку.

— Что, за два дня почту никто забрать не может? — буркнул он, поудобнее перехватив коробку. — Почтальон маглов уже четыре совы увидел, пока пытался найти адрес для посылки. Поттер, подорвись и помоги пожилому человеку.

— Нет, у меня слабая поясница, — хмыкнул я.

Моран, прищурившись, выпустил из рук коробку, которая тут же глухо ударилась об пол и, ногой пнув ее с лестницы, выложил на шкафчик конверты из кармана.

— А если там фарфор? — поинтересовался Наземникус, указав на коробку. — А ты ее пинаешь.

— Тогда Поттер возьмет в руки клей и вернет все к первозданному виду, — сказал Моран, стянув одной рукой с себя плащ. — Кстати, Поттер, что это за происшествие с оборотнем?

— Какое происшествие?

— Ну как, — протянул Моран, усевшись на продавленный диван. — Мол оборотень твой — совсем Малфоя не убивал, денег нам не видать и вообще обманул ты нас бессердечно.

Наземникус взглянул на меня таким оскорбленным взглядом, словно я в голодный год лишил его последнего куска хлеба.

Выудив из кармана длинную серьгу леди Тервиллигер, я швырнул ее браконьеру и тот, завидев блеснувшую на свете штуковину, ловко поймал ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза