Ученик колдуньи

Гвендолин оцепенело смотрела на дверную оплетку: на поперечные железные ленты, тронутые ржавчиной, на выпирающие круглые болты — и не слышала ни мерного тиканья настенных часов, ни треска огня в очаге, ни неприятного шварканья металлической щетки, елозящей по сальной чугунной сковороде. В голове у нее пульсировала лишь одна мысль: Айхе будет рад, если увидит ее завтра…

— Только косу не заплетай, — посоветовала Нанну, вытирая о фартук мокрые, натруженные руки. — А то расстроится.

— Кто? — вздрогнула Гвендолин и машинально потянулась к непослушным, выбившимся рыжим прядкам: пригладить, заправить за уши.

— Конь в пальто!

— Почему расстроится?

— А ты разве не заметила, как он смотрел на твои волосы?

— Угу, — Гвендолин неуютно поерзала на стуле. И рада бы забыть, да никак. — Заметила.

— Зачем тогда прилизалась? Пусть бы мальчишка и дальше любовался.

— Вы… шутите?

— Да какие уж тут шутки! У него от восхищения в зобу дыханье сперло, а ты наверх сбегала — и нате вам, явилась гладкая, как коленка!

Похоже, Нанну все-таки говорила серьезно.

— Ох. В юности я бы удавилась за такую шевелюру, — Нанну мечтательно вздохнула.

— И ничего в ней хорошего нет! — отрезала Гвендолин в знак протеста и обхватила себя руками. Как будто она не гляделась в зеркало. Как будто не понимала, насколько зазорно быть такой отвратительно рыжей кикиморой: бледной, рябой и лохматой!

Несколько секунд Нанну не сводила с нее проницательного взгляда, а затем присела на стул и мягко, с материнской заботой произнесла:

— У тебя очень красивые волосы. И ты сама очень красивая. Поверь в это и не накручивай себя.

— Вот и мама так говорила… — глаза обожгло непрошенными слезами, и Гвендолин испугалась, что не справится, разревется.

— Маме надо верить. Ну а если не можешь маме, то поверь хотя бы этому мальчишке. Я его раньше таким не видела.

— Каким? — с надеждой шепнула Гвендолин. Но Нанну не ответила. Только улыбнулась и потрепала ее по макушке, прежде чем вернуться к посуде.

* * *

Ночь протекла в пищеварении сомнений, перемежавшихся урывочным сном. Лежа в шуршащей темноте, напоенной ароматами сухих трав, Гвендолин терялась в воспоминаниях, воскрешая каждый мимолетный взгляд Айхе, брошенный в ее сторону, каждое его слово, каждое движение. Розовые романтические грезы перемежались суровыми реалиями и лопались, словно мыльные пузыри, под наплывами страха. Безумно хотелось довериться Нанну с ее оптимистичными прогнозами, но, к несчастью, у Гвендолин имелось собственное мнение, старательно взращенное подростковыми комплексами и объективной, как ей казалось, самооценкой. Трудно в одночасье поменять мнение о том, к чему давно привыкла. О, нет, она никогда не считала себя уродиной, недостойной чужого внимания. Но именно сейчас, именно перед Айхе ощущение собственного несовершенства неожиданно низвергло ее в пучины отчаяния. Гвендолин чудилось, будто каждый ее мелкий недостаток, будь то выпирающие ключицы или тощие лодыжки, раздается в размерах до слоновьих величин и грубо тычет Айхе в нос. Гвендолин чудилось, будто Нанну просто подтрунивает над ней, как и весь этот жестокий волшебный мир. Как и Айхе, приглашающий на прогулку, на которую сам не собирается, и видящий насквозь всю ее мятущуюся наивную душу. Его внимание — не более чем снисходительная жалость господина к прислуге, или, если уж совсем размечтаться, брата к непутевой сестренке, не внявшей вразумлениям. Как же Гвендолин смела рассчитывать на большее?.. Да и на что, если уж честно, она рассчитывала? Айхе заметно старше, охота ему возиться с сопливой девочкой? Что в ней сейчас могло привлечь его внимание, кроме глупых детских выходок с подглядыванием и ревнивыми истериками?

Изнемогая под грузом самоуничижения, Гвендолин тяжко вздыхала, то ворочаясь на жестком, колючем матрасе, набитом сеном, то вскакивая и подбираясь к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Ночь тянулась, как резина, голова болезненно пухла от страданий. Гвендолин периодически ловила себя на сочувствии к героине злополучного романа, влюбленной в смазливого вампира. Как же тяжко, оказывается, было ей, бедняжке, убежденной в собственной никчемности!.. Захлебываясь душно-мятным воздухом, дрейфуя в море воспоминаний, сомнений и бредовых фантазий, Гвендолин наконец погрузилась в пучины дурных сновидений. Ей снился умопомрачительный вампир, флиртующий с гарпиями, и огненная саламандра, мывшая посуду в бурлящем котле со слизнями.

И все же наутро, поднявшись с тяжелой головой и отекшим лицом, Гвендолин решила последовать совету Нанну. Тщательно умылась холодной водой, стряхивая призрачные тенета минувшей ночи, ещё более тщательно разделила волосы на аккуратные локоны и затянула на затылке тугой узел: работать с растрепанной гривой было неудобно, а когда понадобится, кичку можно будет распустить, и даже расческа не потребуется.