Ученик воина. Игра форов

— Ну что ж… — Старик смотрел в окно, ничего не видя. — Времена и вправду меняются. Барраяр изменился. Он страшно изменился, уже когда мне исполнилось двадцать — в сравнении с тем, чем был при моем рождении. А потом, между двадцатью и сорока, произошла еще одна такая же перемена. Все изменилось, все, ничего прежнего не осталось… Потом еще одна перемена, от моих сорока до теперешних восьмидесяти. Все твои сверстники — слабое, выродившееся поколение… Даже грехи у нынешних людишек какие-то разжиженные. Старые пираты времен моего отца могли бы съесть их на завтрак и переварить косточки до обеда… Ты знаешь, я ведь буду первым графом Форкосиганом за все девять поколений, которому суждено умереть в постели… — Старик умолк, вглядываясь во что-то невидимое, а потом прошептал, словно обращаясь к самому себе: — Бог мой, как я устал от перемен…

— Сэр, — мягко прервал его Майлз.

Старик живо поднял на него глаза.

— Ты не виноват, малыш. Ни в чем не виноват. Просто ты попал в колеса судьбы, как и все мы. Это же случайность, что убийца, покушавшийся на твоего отца, выбрал именно такой яд. Он ведь не целился в твою мать. А ты всегда был молодцом. Наверное, мы хотели от тебя чересчур многого. Но никто не скажет, что ты ничего не добился!

— Благодарю вас, сэр.

Молчание становилось гнетущим; в комнате было слишком жарко. Голова у Майлза болела, его подташнивало от голода и лекарств. Он неловко поднялся.

— Если позволите, сэр…

Старик махнул рукой, отпуская его.

— Да, у тебя, наверное, дела… — Он снова помолчал, потом как-то растерянно глянул на Майлза: — Что же ты собираешься делать? Все так странно… Мы всегда были форы, воины, даже когда военное искусство изменилось вместе со всем остальным…

Дед казался таким маленьким, сидя в своем глубоком кресле. Майлз из последних сил постарался улыбнуться:

— Ну, зато я могу заняться еще одним излюбленным делом аристократов. Стану светским львом. Буду знаменитым эпикурейцем и женолюбом. Наверное, это веселее, чем военная служба.

К его удивлению, дедушка поддержал шутливый тон.

— Да, я всегда завидовал этим ребятам. Так что давай, малыш… — Он улыбнулся, но Майлз почувствовал, что эта улыбка была такая же вымученная, как и его собственная. Да и могло ли быть иначе — «бездельник» всегда было в устах старика страшнейшим из ругательств. Майлз вышел. Ботари последовал за ним.

Майлз сидел сгорбившись в потрепанном кресле в маленькой гостиной их огромного старинного дома. Он положил ноги на стул и закрыл глаза. В комнату эту редко кто заходил; можно было надеяться, что здесь его оставят в покое, наедине с невеселыми мыслями. Никогда прежде он не чувствовал себя в таком тупике. Столько сил потрачено зря, а впереди пустота — и все из-за мимолетного приступа глупости и злости, малодушного страха выглядеть смешным…

Кто-то кашлянул за его спиной, и робкий голос позвал:

— Майлз…

Глаза его широко раскрылись:

— Элен! Значит, вы с мамой приехали в Форкосиган-Сюрло! Входи, входи.

Девушка присела на подлокотник другого кресла.

— Да, миледи знает, как я люблю эти поездки в столицу. И всегда берет меня с собой. Она мне как мать…

— Скажи ей об этом. Ей понравится.

— Ты так думаешь? — застенчиво спросила Элен.

— Конечно. — Как всегда, ее присутствие оживило Майлза. Возможно, не такое уж пустое будущее ему предстоит…

Она задумчиво покусывала нижнюю губу; большие глаза, не отрываясь, смотрели ему в лицо.

— Ты выглядишь совсем разбитым.

Э нет, жалость нам не требуется. Майлз откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся:

— Вот именно. В буквальном смысле. Ничего, пройдет. Ты, наверно, уже слышала про мое фиаско.

— Да. Как у тебя… со старым графом? Обошлось?

— Конечно. Я ведь его единственный внук. Положение у меня беспроигрышное — могу вытворять, что хочу.

— Он не говорил с тобой насчет перемены имени?

Майлз воззрился на Элен, на сей раз с непритворным изумлением:

— Что?

— Ну, насчет того, чтобы ты смог наследовать титул. Он говорил, что это надо будет сделать, когда ты… — Девушка вдруг замолчала, но Майлз без труда понял, о чем речь.

— Ах, вот оно что. Когда я стану офицером… Значит, дед собирался пойти на попятный и позволить мне носить имя, подобающее наследнику? Очень мило с его стороны. С опозданием на семнадцать лет…

— Я никогда не могла понять, в чем тут проблема.