Ученики Берендея

- К нам поднимайся, - слышу, - неохота богатырские царапати сапожки. Уж им-то через вас досталось.

- Куда ж я с хлебом? Нет, не поднимусь.

И Старшина со свистом сверзился с горы, шелом на место водрузил. Теперь границу тени обезобразили две головы.

На деле Старшина оказался уж не столь велик, - раза в два, чем сам я. Вдохнул он запах хлеба с трёх шагов - аж прослезился, вдохнул второй раз - слюнки потекли.

- По горбушке выделишь на брата - ударим по рукам.

- Горбушка великану что? Смешить изволишь.

- Хлебушко-то из Нулевого мира, верно? Коль боевых не производим действий, краюхи на год и троим достанет. У вас там хлебушку цены не знают.

- Твоя выходит правда, - соглашаюсь, - иная туша механизма зерна дороже, что колхоз собрал.

Кажется, заинтересовал.

- Козхол, колпоз, колхож… Заезжий лектор разных слов наговорил, ликбез по Нулевому проводил. Колом ходят или как? - Глаз Старшина не спускал с меня, дивяся, видно, что и другим ремесло известно великанов, ведь я нечаянно подрос. Подрос на шапку или две, недостало духу размахнуться дале.

- Дружиной всею, коллективом ведут совместное хозяйство, - поясняю, а у самого вопрос застрял. Однако, почему горбушку просит на троих, когда их четверо должно быть? Пал кто-то смертью храбрых, проворовался, был отчислен?

- С ума у вас там посходили что ли? Может та механизма чудная умеет осчастливить сразу всех?

- Грошики глотать без остановки, вот что умеет.

- Ну?! Дурную на кой шут смастерили?

Задумался я.

- Чтоб завидовали.

Схватил Старшина себя за бороду, стал думу думати. Товарищи его от нетерпения уж дважды по шелому камешком намекнули. Не слышит. Вдруг ударил по колену:

- Что Люцифер придумал деньги, про то известно: чтобы возревновали люди да воевали из-за них. Но чтоб с его подачи механизму-монетоеду?..

Опробовал шелом на прочность очередной булыжник. Старшина едва ль заметил, был потрясён настолько.

- Куда вы катитесь и с кем в обнимку? - воскликнул он. - Вот и ты: вступиться за коллегу не вступился, на бой честной меня не вызвал. Будь спокоен, весовую категорию я во внимание бы принял, не расходился б в силу полную.

И ведь точно! Как же прав он! Я закусил губу, где выход?

- Я как раз решаю, до каких пределов совершить помол, как тебя с командою в порошок стереть да не запылить одежды. Совет товарища мне пригодился б, - говорю. - Чтоб не обиделся, без его надзора начинать не стану. Сам-то не торопишься куда?

Бородищей Старшина тряхнул:

- Тут моя забота нынче. С царства-государства со всего по крохе собирал. Лучше обрати внимание на шедевр: ни выступа, ни трещинки; гарантийные поклоны, печати, сроки - честь по чести.

- Заметил, без изъяна. - Сам думаю: отсутствие Евгения пока нам на руку. Но запропал куда ты, друг сердешный? Не сцапал ли старик? - Меня от мысли этой в жар бросало. Не посмеет! Отчаявшись, я разослал почтовые тележки во все концы, на всякий случай. Руки коротки у них, сказал себе я, без должного, впрочем, убежденья. Оттуда нам грозят да эти тут права качают, - я пристально вгляделся Старшине в лицо. - Мы ноги унесли едва. Потерпел товарищ мой от тамошних врагов, а ты его за прах! За ни за что!

- За «что».

- В лепёшку, готов за грошик медный живота лишить?

Он опустил глаза, ресницами стригнул.

- Правила не я придумал. Заведено не нами, и не нам их править.

С депозита личного наличное презрение снимаю и ретрограду в физиономию швыряю: «Так ты из трусов, братец, первый трус?»

Вторично, едва ль не с головой, срывает Старшина шелом и с размаху оземь, - вулканом кашлянул хребет, лабиринтом трещин враз покрылся и в зарослях лещины, в верстах семи по курсу, орехопад случился.

- Интересуюсь, первого великана позорным словом костерить кто право дал? Смелости не находил до сей поры ни бузотёр залётный, ни массовик-затейник… - Откуда ни возьмись пал на великана Света Столб, из уст слова правдивейшие вырвал: «Ты второй, кто обозвал в отместку, да не со смелости, со страху будто».

- Это я со страху?

- Ты самый!

- Давай-ка, выходи на честный бой, как звал.

- Недомерок, сравни кулак свой с настоящим! Что на тебя нашло, ведь драться не хотел, когда я предлагал.

- Теперь не хочешь ты, выходит. Трус!

Нет, что-то тут не так. Теперь мы с ним – нос в нос, и кулак в кулак.

- Пожалуйста, потише. Мы ратуем за экологию бесед, миру не бывать без тишины. - И выпустил Старшина, того не замечая, мысль-облачко: «Ах, неразумное дитя! АВАНСОМ МОЛОДОСТЬ ПРЕДОСТАВЛЯЮТ, НА СМЕНУ СИЛЕ МУДРОСТЬ ПРИХОДИТЬ ДОЛЖНА, ДА ПРИ СОВРЕМЕННЫХ ДИСЦИПЛИНАХ, КАК ВИДНО,СЛУЧАТЬСЯ ЭТОМУ СУЖДЕНО ВСЁ РЕЖЕ».

Подспудно я уже готов признать наличие карликов и гномов, коль для великанов отыскалась ниша. Замечаю, с горы съезжают двое - те, Солома да Колючка. Ниц падал я, прикладывал к землице ухо и вежды ясные смыкал. Подходят - фиксируют и обмеряют позу, обводят мелом, протоколы пишут. Косят на Старшину с опаской, таланты превозносят и добродетели его; особой чести удостоены прилюдно удаль богатырская да смелость живота лишить миролаза, вопрос на голосование не вынося.