– Самое обидное, что это не моя земля, – Лесь выбил из трубки пепел. – Здесь жил Скиф. Ты с ним сталкивался в свое время в Севастополе. Он с трудом сумел эвакуироваться оттуда. Помнишь?
– Да.
– Скиф ушел сразу после войны, причем не оставил ученика. Но и знания не рассыпались.
– Как это? – удивленно спросил Зигфрид. – Их с собой не возьмешь. Если знающий покидает этот мир, то его сила остается.
– Она и осталась. Где-то он умудрился ее спрятать. И к себе он в тот день никого не позвал. Только передал, что знания его разыщет тот, кто их достоин. Ладно, мы отвлеклись! Аварию будут ликвидировать, землю очищать. Но если те, кто будет это делать, напорются на “слепышей”, то ничего хорошего не получится. Нужно разобраться, как с ними бороться, если уж мы не можем пока понять, кто это.
Сказав это, он посмотрел вниз, на лежащий у него на коленях карабин.
– В город будем углубляться? – спросил Зигфрид.
– А оно нам надо?
Тот пожал плечами.
– Там наверняка есть люди. Кто-то остался, не успел эвакуироваться. Кто-то вернулся. Они могли заметить что-нибудь странное. Хотя что может быть более странным? – и Зигфрид посмотрел в ту сторону, где над невидимой отсюда атомной станцией в небо поднимался столб ослепительного сияния.
…
Ночью Ирине опять не спалось. Она поднялась с дивана и вышла из квартиры, которую они заняли на ночь. На лестничной площадке горел в жестяном тазике крошечный костерок. Дым вытягивало в открытый люк, ведущий на крышу. У костерка сидел, наклонив голову, Зигфрид.
– Не спишь? – спросила она.
Тот усмехнулся.
– Если я сплю, то как я отвечу? А если нет, то зачем было спрашивать?
– Просто спросила.
– Русский язык очень сложен. Много очень спорных оборотов. Ты никогда не задумывалась над тем, что фразы “чайник долго нагревался” и “чайник долго НЕ нагревался” означают по-русски одно и то же?
– Немецкий проще?
– Да. Сложнее только японский. Предупреждая твой следующий вопрос: кроме них я знаю английский, испанский, французский и латынь.
– Ого! Хотя… Где воевал – там и учился?
– Не только на войне. Вот сейчас мирное время, а мы в разведке.
Он был прав. Разведка – именно так это и следовало назвать. Ничейная территория, нейтральная полоса и где-то рядом идет бой. Даже отсюда слышен рев вертолетов, которые что-то сбрасывают вниз, на атомную станцию. Сейчас там наверняка работают и солдаты, и пожарные расчеты.
– Война никогда не кончается.
– Христос так и сказал: “Не мир принес я вам, но меч”.
– В Библии всему найдется оправдание.
Зигфрид покачал головой.
– Ты пока плохо знаешь Библию. На самом деле оправдание не нужно. Просто ты рассматриваешь войну с точки зрения человеческой морали, а я с точки зрения веры. Это совершенно разные вещи и на самом деле они прямо противоположны. Нет большего врага веры, чем мораль и для тебя такой подход не имеет никакого смысла. Ведьма в любом случае живет вне морали. Но и я тоже.
– А как же христианские “возлюби”, “покайся” и все тому подобное?
– Мораль не имеет к этому отношения. Думаешь, Каин не любил Авеля?
Ирина вспомнила поиски библиотеки Ивана Грозного и серый пепел сгоревших книг, сыплющийся из толстых, окованных металлом, переплетов.
– Откуда мне знать?
– Если бы не любил, то не стал бы вместе с ним устраивать жертвоприношение. Любовь идет изнутри, в том числе и любовь к Богу, а мораль всегда навязывается снаружи, другими людьми. Так создается иллюзия веры и в эту иллюзию, как в дверь, входит Сатана.
– Опять ты про него, на ночь глядя.
– Глядя? Зачем на нее глядеть? А, понял, такой оборот речи… В упоминании этого имени нет ничего страшного. Страшно, когда человек подчиняется ему. Человек тогда становится гордым, а душа его – похожей на остров и она отдаляется от Бога все больше и больше. Потом человек оглядывается и видит, что Бог оставил его, хотя на самом деле это не так. Бог все там же, где и был, только до него уже не дотянуться. Человек может остановиться и, утратив веру, хотя бы соблюдать ритуалы. Так поступают многие. Они посещают церковь, слушают проповеди и это удерживает их от падения. Однако есть и другие, кто может осознанно начать искать другой источник силы. Этого ждет Сатана и становится их учителем. Это означает смерть. Как в той легенде про золотую цепь, которую Лесник рассказал вечером. Такие люди внутри – как камни и любви в них ровно столько же. Мораль – это вера, навязанная человеку обществом. Даже не всем обществом, а его лицемерной частью.
– Значит была бы вера – и можно творить, что хочешь?
– Да. Можно ходить по воде, можно остановить солнце на небе, можно даже принести в жертву родного брата, или сына, или себя самого. Ты когда-нибудь ходила по воде?
– Ходила. Это называется “лисьей походкой”. Я… Ну это не объяснить.