Ученые досуги Наф-Нафа

За налетом легкой лени, расслабленности, необязательности, вечного меланхоличеного отдохновения, за растянутой на целый день сиесты скрыты жесткие формулы организованные Городом — бесконечным музеем. Городом согласно Vademecum[67] наполненному множеством чичероне, сонмом праздных трудяг мануфактурным способом редуцирующих вековые традиции и символы: гондолы, коней святого Марка, муранское стекло, тяжелые зеркала под старину, маски баута, маскарадные костюмы «домино»… Город, сумевший канонизировать, превратить в подобие церковное шествия стихию карнавала. Сумевший трансформировать в ненавязчивый канон модернизм и авангард Биеннале[68], новации киноискусства, придав им утонченность за которой таится коварство сладкой смерти. «Смерти в Венеции».

«Венеция» обязана хранить культуру потому оставаться неизменной. Реальный город Венеция давно приспособился к такому состоянию, изменяя приходящих в нее, она продуцирует традиционные формы вовсе не смущаясь что большая часть новых туристов уже японцы и русские. С равным успехом Венеция приспособится и к инопланетянам если у тех отыщется свободно конвертируемая валюта. Венеция абсолютно замкнутая на себя, абсолютно закрытая культурная система и столь же абсолютно доступная, столь же открытая на обозрение всему миру.

Путь традиции — быть принятым, «приобщенным» в клан хранителей вечного мастерства. От ученика к подмастерью старательно впитывать, постигать древние секреты, осваивать становясь подобием древних мастеров. Все возможное на пути «венецианского мастера» — достигнуть к старости уровня великих, перенять в точности их стиль, манеру, виртуозность, чтобы получить титул magister bonarum artium[69]. И передать традицию дальше. Произведение искусства становится не целью и самоцелью, а средством продления традиции, дубликатами Великого, реперными точками показывающими насколько жива традиция.

Цех есть «мафия», поскольку мафия тоже цех — цех преступников, пришедший из средневековья. Всякая цеховая организация уже в своем определении хранит замкнутость, избранный круг, жесткую иерархию и агрессию в отстаивании своих вечных устоев. Цех — реликт времен когда художник еще не делал Искусство но был мастером, представителем цеха исполняющим заказы на роспись, портреты, скульптуру. Одна из древнейших частных монополий. В данном случае монополия на искусство, на культуру, но главное — на культурную традицию, историческую память. Nam tentum scimus, quantum memoria tenemus[70].

Только познавший все, постигший секреты может быть признан в кругу мастеров. Nam tentum possumus, quantum scimus[71]. Только признанный в этом круге имеет право на заработок. Только возведенный на Олимп может претендовать на самые жирные куски крупных заказов. Мастер приводит с собой целую свиту подмастерьев, учеников, чернорабочих. Мастер вычерчивает замысел и лишь в конце проходится «рукой мастера». Размашистая подпись, «продано!» и на вырученные деньги можно строить дворец. Ты академик, «ты бессмертный», ты мастер школы, и к тебе на поклон идут сотни начинающих талантов, что рукой мастера будут отшлифованы словно бриллианты.

Всякий шаг ученика есть открытие для него новой эпохи, очередная ступень посвящения как на масонской лестнице. Если «созерцать историческую перспективу» вольные каменщики переняли от реальных средневековых строителей соборов этот средневековый ритуал назвавшись хранителями «истинного знания», «потаенной культуры», все той же всемирной библиотеки, выкинув из него собственно мастерство, искусство. Ритуал сильнее религии, обряд сильнее божества. Столетиями возводимая пирамида, «храм искусств» увенчан короной — Академией, синклитом избранных стократ руганного за «застывшие формы», за пресловутые «академизм» и «классицизм». Академики вовсе не признают критики, терпя сравнение себя только с давно умершими титанами былых времен, которые ведали какие-то особые секреты мастерства, секреты творчества ныне утраченные. «Мы — современные академики — ниже их только потому, что древние секреты ignoramus et semper ignorabimus[72]».

Утверждения подобного laudator temporis praesentis[73] не лишены резона. Без мастерства нет подлинного искусства, нет глубокого постижения, утверждения непревзойденных образцов, что являются мерилом всех последующих произведений. Без высшей классической школы невозможно движение авангарда, которому постоянно необходимо что-то отвергать и опровергать пытаясь «превзойти» (чаще всего безуспешно), поскольку соревнование с тысячелетним опытом занятие под силу только гениям.