Учеръьёсы Сугона

Волнения на фронте. Непонятные отступления в Богемии и Австрии. Сдача фортов в Дании и совершенно непонятная измена в Шотландии — как заботливо Иван Иванович готовил клещи для того, чтобы вырвать из тела Европы французского паразита! - репрессии в Москве и Санкт-Петербурге, бунты, волнения, кровавые расправы с офицерами и чиновничеством... Иван Иванович наблюдал, как зритель, происходящее с Россией из окошка то одного, то другого дома, в который его пересылали каждые пару месяцев по решению революционных комитетов, сменявших один другой. Комитеты уничтожали друг друга, и, говорят, где-то в Сибири даже появился новый пророк, будто бы молдаванин, Серафим Ботезату, утверждавший, что Бог велел ему написать Новый Завет. Начиналось священное писание так:

● Мойше расстрелял Абрама, Иегуда пристрелил Мойше, Аарон прикончил Мойше, Исаак подписал документы на расстрел Аарончика...

Впрочем, весьма самообразовавшийся за годы царствования Иван Иванович лишь пожал плечами, получив известия о пророке — все, что связано с литературой и духовной жизнью, бывшему царю не запрещали, - поскольку явно уловил тут нотки народной эсхатологии.

● Ты пойми, голубушка, - горячо объяснял он Анастасии, с которой вновь сблизился в изгнании.

● Серафим есть не что иное как имя ангела, посланного Богом, ну, тот самый шестикрылый Серафим, - говорил он супруге, глядящей на него влюбленно.

● Ботезату же в переводе с румынского наречия есть не что иное, как «Креститель», от глагола «ботез», то есть, «крестить», - объяснял Иван Иванович.

● Иными словами, - объяснял он иными словами, - народ выдумал некоего Ангела Крестителя, зашифровав его имя, и ждет спасения в годы войн и бедствий...

Сюда, в Кишинев, их перевели после полутора лет мытарств по центральной России и Малороссии, которая вновь, мало-помалу, становилась независимой. Пока еще только образовали Союз Дружественных Государств, обещая, что останется единая валюта, но Иван Иванович понимал, что это ненадолго...

Так что, в каком-то смысле, семья бывшего царя, а ныне гражданина Ивана Ивановича Лукина, прибыв в бывший город Кишинев — полуразрушенное мрачное поселение, полное бродячих собак, - находилась сейчас в анклаве. На которой, впрочем, уже посматривали получившие независимость от Москвы румыны... Идиоты! Никого уже из тех, кто свергал его, Ивана, в живых не осталось. В мясорубку попали все. Даже и Алевтина, которой пришлось бежать из России, переодевшись в мужскую одежду — она пыталась спастись, выйдя с гей-миссией, но была опознана и спущена под лед в Кронштадте — и её несчастного мальчишку, погибшего от тифа где-то в Педерастограде (Санкт-Петербург сразу же переименовали в честь европейской гордости). Дураки...

Иван Иванович покачал головой, вздохнул, и поглядел во двор. Почти никто из охраны не говорил по-русски. Мадьяр пил чай, латыши — водку... Смеркалось. Электричества в Кишиневе не было, так что Иван Иванович зажег лампу и стал читать рассказ из книжки, которую принес ему добродушный охранник из молдаван. Книгу он, по его словам, обнаружил на месте бывшей библиотеки, разгромленной революционными массами (откуда в полузаброшенном Кишиневе массы? недоумевал Иван). Книга состояла из сборника исторических рассказов, написанных в назидание юношеству на основе малороссийских легенд неким Задравносовым.

Иван Иванович раскрыл книгу, и, уперев подбородок в ладошку, принялся читать...

ХХХ

Вечер накануне подписания Ассоциации ЕС и Украины

Быль, рассказанная фем-активистом, куратором оупен—арт-пространства городского смысла, киевлянином в третьем поколении, Кисей Флак (по паспорту Тарасом Пердущенко)