Училка и Чемпион (СИ)

Резко сажусь на кровати, чувствуя, как под волосами возникает испарина. Мало ли кто там… А дверь у меня, мягко говоря, не самая надёжная. Замок Мирон сменил, но сама дверь тонкая, деревянная — так себе защита. От новой я всё отнекивалась, когда Мирон просил меня связаться с доставкой и сказать, когда мне удобно, чтобы привезли и установили.

Грохот повторяется, заставляя меня замереть. Кася спрыгивает с кровати и начинает громко мяукать.

— Да тише ты, — подхватываю её на руки.

И тут стук раздается уже в мою дверь.

— Люба… — слышу из-за двери голос Мирона и сначала выдыхаю, а потом вся вспыхиваю.

Угроза за дверью не моему телу, так сказать, а сердцу.

На цыпочках, прижав недовольную кошку к себе, подхожу к двери и смотрю в глазок. В свете тусклой подъездной лампы видно плохо, но в том, что это точно Дорофеев, сомневаться не приходится.

Стою у двери, прислонившись к ней, сердце колотится, как будто вот-вот выскочит из груди. Глубокий вдох, и, наконец, поворачиваю ключ.

Передо мной Мирон. Он стоит, чуть наклонившись и придерживаясь за косяк двери. Как будто ему требуется опора. И тут я осознаю, что он.… пьян. Причём конкретно так.

— Люба.… — голос его звучит мягко, но гласные необычно тянет.

А потом он оступается и опасно кренится в сторону лестницы.

— Мирон, ты…. — я хватаю его за руку, чтобы не дать упасть. — О, боже мой! Ты вообще как сюда добрался?

Он покачивается, ухмыляется легкой виноватой улыбкой, потом делает шаг и практически падает мне в объятия.

— Сам. Шел и думал… что, если ты меня… не простишь, — бормочет он, а я понимаю, что его вес ощутимо больше, чем я могу выдержать, но ему всё же удается сохранить вертикальное положение. Ну, условно вертикальное.

— О, ну давай, заходи уже, — подхватывая его под руку и тащу внутрь квартиры. Едва мы преодолеваем порог, он тяжело вздыхает и неуклюже обнимает меня, как будто уцепился за что-то дорогое и не хочет отпустить.

— Люба… — шепчет он, и есть что-то в этом пьяном шёпоте такое…. от чего у меня внутри всё в узел стягивает. — Я был идиотом. Говорил всякую чушь. Это потому что… чертовски ревную. Понимаешь?

Я замираю, пока он продолжает, не разжимая объятий. Его руки теплые и крепкие, и я чувствую его дыхание, забитое фруктовой жвачкой, на своём лице. Запах алкоголя смешивается с этой жвачкой и его знакомым ментоловым запахом, от чего внутри всё переворачивается.

— Мирон, ты не в себе, — говорю тихо, но он только покачивает головой.

— Не ревновал… так… никого. Никогда. Ни к одной… Ты что, не понимаешь? — он наклоняется ко мне, его глаза серьезные, хотя и затуманенные. — У меня крыша едет… от этой… чертовой ревности. И любовь…

Я смотрю на него, не в состоянии произнести ни слова. У меня, похоже, словарный запас исчез — настолько поразили его слова.

— Люблю тебя, Кошка, — говорит он тихо, и мне кажется, что всё вокруг вдруг замирает. Мирон говорит это, а потом медленно тянется к моим губам, и я чувствую, как внутри всё вспыхивает.

Он целует меня, сначала нежно, но потом его поцелуй становится глубже и горячее, и мне кажется, что я сама теряю почву под ногами. Его руки сильные, крепкие, он снова прижимает меня к себе, и на мгновение я забываю, что он в стельку пьян вообще-то.

Мирон тянет меня в спальню, и я иду за ним, чувствуя, как его пальцы слегка касаются моих рук, плеча, потом тянутся ниже, как будто он не хочет отпускать меня ни на секунду. Мы падаем на кровать и продолжаем целоваться.

Дорофеев кажется более медленным, более тяжелым, чем обычно, но тем не менее, алкогольное опьянение совсем не влияет на его…. хм…. эрекцию.

— Сейчас, Мирон, подожди секундочку, — вспоминаю вдруг я. — Дверь надо закрыть….

Он что-то бормочет в ответ, а я быстро выползаю из-под него и бегу в прихожую. Запираю дверь в замок, возвращаюсь в комнату, предвкушая продолжение, но тут меня встречает неожиданное зрелище. Мирон уже растянулся на кровати, полуразвалившись на подушках, и…. мирно посапывает.

Заснул. Любовничек, блин.

Да так крепко, что, кажется, его и из пушки не разбудить.

Я смотрю на него, качаю головой и внезапно не могу сдержать улыбку.

— Ну конечно, — шепчу, подходя к кровати и присаживаясь рядом.

Смотрю на его лицо, на расслабленные во сне черты, и вся моя злость на него куда-то улетучивается. Он спит крепкое, не хмурится, как обычно, и похож на мальчишку.

— Спи, мой грозный боксер, — говорю, накрывая его одеялом и слегка проводя рукой по его колючим волосам.

Забираюсь под одеяло рядом и, устроившись на край кровати, выдыхаю с облегчением. Дышать будто легче становится.

— Я тоже тебя люблю…. — шепчу негромко, сама с удивлением смакую на языке свою признание.

36

Мирон

Просыпаюсь от ощущения, что в голове раздается бой барабанов — похмелье даёт о себе знать на все сто. Я даже не вспомню сходу, сколько влил в себя. Да что там — я не помню, как догрёб вообще до кровати.