Я сжимаю виски и тру их с усилием. От бесконечного напряжения по вечерам уже болит голова. Я вижу, как Мирон с каждой нашей встречей всё более хмурый и напряженный, но сказать ему, что ему кажется и всё на самом деле нормально, я не могу.
Потому что ему не кажется.
Физрук вроде бы не делает ничего такого за что бы я могла его твёрдо поставить на место, но… я чувствую это давление. Моменты, которые заставляют меня оправдываться перед самой собой.
То в столовой ко мне подсядет. Не говорить же ему, чтобы пересел — это будет весьма странно. То на совещании, пока коллега копошилась в своих документах на входе, рядом уселся Илья. То внезапно оказалось, что мы дежурим на переменах в одном коридоре.
— Хочешь совет? — Наташа смотрит на меня с серьёзным видом.
— Валяй, — киваю я, чувствуя, что она явно задумала что-то дельное.
— Во-первых, просто покажи Илье, что ты абсолютно, полностью и окончательно за Мирона. Что ты в курсе их конфликта и выбираешь своего чемпиона. Сделай так, чтобы этот его план «
— А если это его только разозлит и раззадорит ещё больше? — спрашиваю я, в ужасе представляя, что может произойти, если Мирон снова увидит Илью рядом со мной. Или я просто заведу об этом разговор.
Наташа делает паузу и смотрит на меня с вниманием:
— Люба, Мирону важно понимать, что он тебе действительно нужен, а не бояться, что кто-то просто возьмет и уведет тебя. В конце концов, чем крепче вы держитесь друг за друга, тем труднее вам навредить. Старый враг решил, что ты — это брешь Мирона. А ты стань его силой. Если, конечно, тебе это надо.
Надо ли мне это?
Надо.
Потому что с каждым днем я понимаю, что Дорофеев для меня тоже
И да, я не хочу быть его брешью.
Я хочу быть его силой, как говорит Наташка.
Только как же мне всё сделать правильно, а не хуже?
34
На улице сегодня пасмурно, и уже после седьмого урока появляется ощущение, что вечереет. Работы много, скоро конец четверти, куча контрольных и лабораторных непроверенных лежит, так что я сегодня до вечера на работе.
Я наливаю себе чай и погружаюсь в привычную бумажную рутину, когда внезапно слышу стук в дверь. Поднимаю голову и вижу Мирона с ворохом новогодних плакатов под мышкой. Его ухмылка — та самая, хулиганская, заставляет меня и вздохнуть, и улыбнуться одновременно.
— Ну что, Кошка, готова к марафону декораций? — говорит он, подходя ближе. — Игорь сказал, это надо в школу завезти, они там у нас дома с двумя парнями и тремя девчонками наваяли целую кучу.
— Только если ты будешь моим напарником, — хихикаю, облокачиваясь на стол. — В противном случае мне тут до ночи висеть.
Он закрывает за собой дверь, кладет плакаты на парту и осматривает кабинет, как бы прикидывая, с чего бы начать.
Толстовка подчеркивает его плечи, джинсы сидят идеально, как будто их шили на заказ. Но, зная, чем он занимается, понимая, что это так и есть в последнее время — заключённый контракт с известным брендом явно не прошёл для него бесследно.
— Кстати, как продвигается твой контракт? — спрашиваю я, раскладывая снежинки и гирлянды, которые я принесла для класса. — Ты ведь теперь, как я понимаю, целая звезда спортивной одежды?
Он закатывает глаза, разворачивая гирлянду и фыркает:
— О да, целая звезда, — говорит с наигранным высокомерием, а потом пожимает плечами. — Новый контракт недавно заключен окончательно. Юристы всё проверили — меня устраивает. На следующей неделе — съёмка для новой коллекции, и, честно говоря, терпеть не могу такие дела. Два дня фотосессий и
— Но твоему имиджу эта коллаборация ведь на пользу? — Я усмехаюсь, представляя его выражение, когда стилисты вокруг него суетятся, чтобы уложить волосы или поправить манжеты.
— На пользу, но это мучение, — с серьезным видом качает головой Мирон. — А как ты, с контрольными справляешься? Мелкий говорит, у них по всем предметам сейчас завал с этими контрольными и проверочными.
— Тону, — пожимаю плечами, разглядывая гирлянды. — Это ещё не конец четверти, а уже проверяю работы ночами, плюс готовлю выставление оценок. По классу отчётность. Один только анализ воспитательной работы чего стоит. С ума сойти можно. А ещё мероприятия новогодние.
— Бедная Кошка, — говорит он с той лёгкой иронией, в которой всё-таки слышится забота. — Ну вот, я здесь, твой герой-спаситель. Давай-ка повесим это чудо.
Я отступаю к окну, развешиваю снежинки, а он закрепляет гирлянды вдоль стены. Через минуту оборачиваюсь — Мирон стоит рядом, вдруг притягивает меня к себе, и его руки крепко обвивают мою талию. Глаза у него сверкают той самой лукавой искрой, от которой я сама начинаю светиться изнутри. И пока я пытаюсь вспомнить, где я и что нужно сделать, он наклоняется и целует меня — сначала мягко, потом настойчивее.