Все прямо ахнули, до чего она в курсе. Никто, конечно, не подозревал, что это моя мама. Знала только Филатова, но виду не подавала.
Веня был послушен стихии, запись прошла на ура.
– Смонтировать сможете? – спросила Люся.
– Все будет в лучшем виде. – Веня вытянулся во фрунт. – Снимаю шляпу, – сказал он и поцеловал Люсе руку.
– Тогда держите – это вам на финал, запись в доме Сандлера в неформальной обстановке, может стать изюминкой, – сказала Люся и протянула мою заветную катушку.
А когда уходила – не знаю, может, придумала? Она иногда додумывала такие ситуации, чтобы меня утешить, – на лестнице ее догнал Бума.
– Передайте, пожалуйста, Марине… – сказал он и замолчал.
– …Передам, – ответила Люся.
В субботу вечером мы всей семьей пили чай на кухне и слушали передачу о театре Юденича «Скоморох». Вел ее Веня.
– Ваш театр называют театром будущего, – уверенно спрашивал корреспондент. – Правда ли это?
– Разумеется! – браво отвечал главный режиссер.
Звучали они потрясающе, ничего не скажешь. И смонтировано хорошо. А в конце раздались мелодические переборы гитары, Бума запел:
Мело, мело по всей земле, во все пределы,
Свеча горела на столе, свеча горела…
– Не грусти, – сказала мне Люся. – Знаешь, как это называется?
– ?
– Обычный рабочий момент…
Фото Леонида Тишкова
В холодном и ветреном ноябре 2004 г. в Москву из уральского городка Лесного приехал детский театр «Арлекин», и режиссер Ирина Власова пригласила меня на спектакль по книге «Моя собака любит джаз».
Я шла и думала: ну молодцы, ребята, зря там, у себя в Лесном, времени не теряют, увлекаются художественной самодеятельностью.
А начался спектакль, и целая жизнь моя прошла перед глазами – так они гениально играли. Ей-богу, я сидела и не знала – плакать мне или смеяться…
Петр Фоменко и Юлий Ким. Фото Виктора Ускова
«Для меня Фоменко и Коваль – два Мастера, два невероятной красоты хулигана, наделённых талантом быть свободными – в несвободной стране. Как они умели не подстраиваться и, создавая свой микрокосм, затягивать на его орбиты сонмы жаждущих этой свободы.
Гений Фоменко – в той завораживающей легкости, каким был творимый им мир, одновременно глубокий, подлинный и чертовски обаятельный благодаря потрясающей иронии.
Сэр Кен Робинсон[6]
любит рассказывать историю: на уроке рисования учитель подошел к шестилетней девочке и спросил: «Что ты рисуешь?». «Я рисую Бога». Учитель сказал: «Но никто не знает, как выглядит Бог», а девочка ответила: «Сейчас узнают».Если бы мне вздумалось нарисовать Бога, я бы мысленно представила себе улыбающегося в усы Фоменко».