Учись тонуть

— Девочки так привыкли к вам, особенно Элис, — сказала я. Лоб Саймона покрылся тонкой пленкой испарины, ему и так пришлось несладко. — Но, разумеется, мы рады за вас. Поздравляем. Ваша жена, должно быть, в восторге.

— Так и есть. — Его пальцы расслабились. — Она баллотируется на пост секретаря Комиссии по развитию деревни Серуле. Это очень важная для нее первая ступенька карьерной лестницы.

В этот момент в комнату в сопровождении Зоуи влетела сияющая Элис. Я попрощалась. С Зоуи все обойдется, но о том, как воспримет известие Элис, я боялась даже думать.

Проезжая по окраине Кубунга, я увидела старуху, бредущую по двору своего жилища, и двоих цепляющихся за нее осиротевших от СПИДа малышей. Зачем переживать из-за ухода Саймона? На жизненном пути моих детей это всего лишь крошечная точка. А здесь столько разрушенных семей.

Ммапула стала первой пациенткой, пришедшей ко мне на дородовую консультацию. Ее миловидное лицо кривилось от боли. При обследовании выяснилось, что начались преждевременные роды в ягодичном предлежании. Эстер перевела мое предложение немедленно отвезти пациентку в родильное отделение Тамаги. Ммапула выслушала его и решительно замотала головой: у ее парня есть машина, она сообщит ему прямо сейчас. Ммапула мгновенно исчезла, а два часа спустя я позвонила в отделение и узнала, что там она не появлялась. Переглянувшись с встревоженной Эстер, я собрала свои принадлежности для родовспоможения: щипцы, перчатки, шприцы, иголки и обезболивающие. Вместе мы сбежали с крыльца, Эстер указывала путь, задыхаясь от быстрой ходьбы.

Бетонная хибара выглядывала из-за могучей акации. Пока мы бежали через двор, вспугивая разлетающихся из-под ног кур, я слышала доносящиеся из-за двери стоны. Ммапула лежала на циновке у самого порога. Ее лицо лоснилось от испарины, она корчилась в родовых муках. Метнув в нас дикий взгляд, она выдохнула несколько слов. Эстер перевела их мне, сердито качая головой: парень Ммапулы напился и уснул у себя в хижине. Эстер знала его, он пил не просыхая.

Мы попросили у Ммапулы разрешения осмотреть ее. Даже без фонарика я видела уже показавшиеся крошечные ягодички. Эстер прослушала сердцебиение ребенка стетоскопом Пинара. Сердце билось слабо, поворачивать младенца было некогда. Пока Эстер держала Ммапулу за руку, я разорвала упаковку и натянула перчатки. Потом обработала пациентку дезинфицирующим раствором из пакета и вколола инъекцию обезболивающего. Быстро сделала разрез, наложила щипцы и, обливаясь потом, принялась тянуть при каждой схватке. Прошло несколько томительных секунд. Вдруг тельце ребенка выскользнуло наружу, но плечи и головка застряли внутри. Я ослабила пуповину на шее, заново наложила щипцы и потянула. На третий раз головка вышла. В моих ладонях очутился маленький перепачканный кровью мальчик. Синюшный, неподвижный и бездыханный.

Я услышала, как Ммапула что-то спросила, и Эстер ответила ей шепотом. Подняв молчащего ребенка на одной ладони и придерживая его грудку большим пальцем, я принялась рыться в сумке в поисках аспиратора. Волосы падали мне на лоб, но я не пыталась их отвести. Совершенно неожиданно тощая грудка ребенка вздулась, и хибарку огласил знакомый, похожий на кошачий писк. Потрясенная, со вздохом облегчения и наворачивающимися слезами, я положила новорожденного Ммапуле на живот. Та обхватила его за спинку своей ладонью и закрыла глаза.

Дождавшись, когда пуповина перестала пульсировать, я пережала и перерезала ее, радуясь, что прочитанная мной статья принесла пользу этому малышу; Эстер приняла плаценту, затем мы помогли Ммапуле перебраться в другой угол комнаты, уложили ее на кровать и подали спеленутого малыша. Эстер посветила мне фонариком, и я устранила последствия эпизиотомии. Ни одной дозы местного анестетика у меня больше не осталось, но Ммапула лежала совершенно неподвижно, не сводя глаз с крохотного мальчика у нее на руках.

Эстер убежала, чтобы успеть к началу дневного приема туберкулезных больных, а я задержалась, чтобы проконтролировать артериальное давление. Ммапула и ее сын уснули. В хибаре было темно и тихо, совсем не так, как в родильном зале нашей клиники, с его яркими лампами на потолке, гулом и писком техники, с капельницами и скальпелями. И с масками. Своих пациенток я не знала по именам. Они доверяли не мне, а моим навыкам. Со мной они не были знакомы. А здесь такая отстраненность казалась невозможной. Ребенок зашевелился. Я наклонилась проверить его пульс. Крохотные пальчики обхватили мой палец и крепко сжали его.

В хибару стали сходиться соседи, принося кто банку с горячим сорго, кто чашки с чаем или имбирным пивом. К тому времени, как вернулась Эстер, Ммапула еще спала. Я поспешила в медпункт, на дневной прием.

Домой я возвращалась под накрапывающим дождем. Старуха и дети, которых я видела по пути на работу, уже куда-то скрылись. Деревня выглядела совсем иначе, более уныло. Зола под котелками потемнела от дождя. Семьи не сидели на пороге, греясь на солнце, дети не играли в пыли.