Учись тонуть

Адам, счастливый, будет потягивать пиво, это в новинку… Зоуи сейчас, наверное, под деревьями с какой-нибудь ящерицей в руках. Элис читает, пристроившись поближе к Теко, ее темные волосы метут по странице. С утра она уже успела немного успокоиться. По саду распространяются ароматы ужина, Элизабет ставит цветы в стакан.

С тропы вспархивает хохлатый бюльбюль, его дробный крик нарушает покой: скорей, скорей, доктор, скорей. Золотое сияние меркнет в просветах между деревьями. В тени красным пятном вспыхивает пустынный цветок. И вот они, сумерки.

Время ужина и купания. Сэм, наверное, плачет.

Первой птице отвечает другая, потом еще одна, и вскоре на всех деревьях поднимается беспорядочный галдеж. Темнеющий воздух ощущается во рту густым, как пирожное.

Перед моими ногами тонкая змея с молниеносной быстротой скользит через тропу и скрывается в кустах. Мне хочется какой-нибудь выпивки с джином. Хочется, чтобы Адам поразился, увидев, что я добралась до дома пешком, и пожалел, что забыл проверить машину и зарядить свой мобильник.

Когда я приближаюсь к воротам, они уже окутаны тенью, но на ощупь их доски все еще горячие. Открываясь, створки ворот издают две знакомые жалобные ноты. Лягушки в пруду за домом заводят свой булькающий, как отрыжка, ночной концерт. Я сбрасываю скользкие от пота шлепанцы и чувствую ступнями мягкую пыль. Облегчение от того, что я дома, болезненно распускается в грудной клетке. Я огибаю поворот подъездной дорожки, с нетерпением ожидая, когда впереди, за лужайкой с низким кустарником, в окнах покажутся первые огни.

Мне требуются считаные секунды, чтобы обнаружить весь дом ярко освещенным и увидеть скачущие по лужайке лучи фонариков. Адам кричит, его голос похож на низкий рык изнемогающего от боли зверя. Он неподалеку, у деревьев. Я перехожу на бег, Адам оборачивается, его лицо маячит в сумерках белым пятном. Зоуи стоит у стены дома и тихо плачет. Значит, не она. Элис сидит на корточках в углу. Увидев меня, она грациозно встает. И не она.

А потом я понимаю.

Тени в нашей спальне колеблются не так, как обычно. Всего через мгновение я замечаю, что занавески разорваны и чуть трепещут на легком ветру. Кучка битого стекла поблескивает на ковре под окном, несколько зазубренных осколков все еще держатся в раме.

Детская кроватка пуста.

Глава 21

Ботсвана, март 2014 года

Громко ревущая машина Кабо замедляет ход, притормаживая у дороги, поворачивает и вскоре ее шум затихает вдалеке. Пройдет не меньше двух часов, прежде чем они доберутся до полицейского участка в Габороне. Объясняться будет Кабо, а не Теко. Адам отмолчится, надеясь, как и я, что Сэм уже в полиции. Утерянная собственность, сданная находка. Но никто не сдает в полицию только что похищенных младенцев.

В доме тихо, только кухня живет своей жизнью. Шумит плита. Тонкие полоски мяса для билтонга Джосайи свисают с крючков под потолком, покачиваясь в жарком воздухе. Элизабет, присев к столу, месит ком теста. Джосайя подкармливает дровами огонь в плите, а потом смотрит на меня так, словно не понимает, кто я такая. Его брови насуплены, на лбу прорезались глубокие морщины, взгляд растерянный, бегающий, будто он не соображает, что произошло. Да и я тоже.

— Расскажите, что случилось, Элизабет. Вы были в саду?

Она кивает.

— Теко присматривала за Сэмом в доме. — Элизабет оглядывается на брата. — Джосайя спал у себя в хижине.

Услышав свое имя, Джосайя доверчиво, как ребенок, переводит на нее взгляд.

— Теко подняла шум, — продолжает Элизабет. — Мы прибежали. Сэм пропал.

— Где вы его искали?

— Везде.

— Везде?

— Во всех комнатах. — Элизабет снова принимается мять тесто и понижает голос: — В шкафах.

Маленькое тельце можно согнуть, чтобы уместить в тесном пространстве, засунуть поглубже в темную нишу. Холодильник в углу вдруг вздрагивает, будто от икоты, и разражается басовитым рокотом. Раньше я на него даже не смотрела. Никогда не заглядывала внутрь. Я встаю и распахиваю дверцу. От этого движения Элизабет вскакивает, негромко вскрикнув. На полках почти ничего нет. Немного сливочного масла и молока, пучок зелени. В воздухе витает замешательство Элизабет. Джосайя вытирает лицо ладонями, выходит за дверь и прикрывает ее за собой.

— Я схожу с ума, — шепчу я.

Элизабет молчит. Она кладет тесто в форму у плиты, накрывает полотенцем и принимается подметать пол.

— Завтра придет жена вождя.

Она кивает, не поднимая головы.

— Я нашла пса Джосайи, Элизабет, — скороговоркой продолжаю я. — Он мертв.

Элизабет, взглянув на меня, качает головой, будто мои слова не имеют смысла.

— Его, должно быть, сбила машина. Труп лежал в кювете. Мне очень жаль. Я скажу Джосайе.

Элизабет поджимает губы и оглядывается на дверь.

— Я сама скажу, — говорит она.