Учитель Дымов

Последнее письмо датировалось сентябрем 1980 года – в нем Володя мельком упоминает, что Леня Буровский попросил его подтянуть по химии племянницу его жены: девочка собиралась поступать в Первый мед.

Все лето Леня Буровский, заходивший к бывшему научному руководителю раз в месяц, с тревогой наблюдал, как Владимир Николаевич все больше и больше замыкается. Однажды, душным послеолимпиадным августовским вечером, они сидели на кухне, и Буровский как бы между делом предложил устроить бывшего профессора на полставки в их институт.

– У нас как раз сейчас расширение, – сказал он, – а вы все-таки знаменитость. Я думаю, если мы с ребятами попросим, дирекция пойдет навстречу.

Нагнув большую голову, Владимир Николаевич задумчиво посмотрел на Буровского.

– Знаменитость! – фыркнул он. – Я же, Леня, не ученый.

– Не скромничайте, Владимир Николаевич! В одном нашем институте десяток ваших учеников работает. Мы-то отлично знаем вам цену!

– Не знаете вы мне цены. Мне как ученому цена ноль без палочки. И знаешь почему?

Буровский замер, как много лет назад замирал, услышав сложный вопрос на семинарах профессора Дымова.

– Потому что я не ученый, – услышал он, – я преподаватель. Пускай очень хороший, но только преподаватель.

– Так, может, вам устроиться куда-нибудь в МГУ? Или в Менделеевский? – спросил Буровский.

– Не возьмут, – покачал седой головой бывший профессор, – там своих пенсионеров девать некуда.

Буровский задумчиво кивнул. Через две недели он позвонил, умоляя Владимира Николаевича выручить его по старой памяти.

– Понимаю, это не ваш уровень, – проникновенно говорил он в трубку, – но девчонка совсем пропадает, вообще ничего, простите, не петрит. А ей экзамен в мед сдавать, туда без химии – никак. Помогите, а? Позанимаетесь пару раз, самые основы объясните, а дальше уж она сама как-нибудь.

– Ну, если ты так просишь, – ответил профессор Дымов внезапно помолодевшим голосом, – и если всего пару раз… Присылай сюда твою двоечницу!

Парой раз дело не ограничилось, еще через две недели Владимир Николаевич сам позвонил Буровскому.

– Нормальная девчонка эта твоя Зоя, – сказал он, – только стеснительная очень – краснеет то и дело. А так умненькая, просто в школе химию вообще не умеют преподавать. По их дурацкому учебнику я бы сам ничего не выучил. Вообще, даже не думал, что все так запущено. Ну, я тут немножко посидел, разобрался… кажется, теперь знаю, как все школьные знания уложить в эту юную прелестную головку. Пусть еще приходит, если не боится.

Зоя не боялась; через месяц она привела подружку, которой тоже нужно было подтянуть химию. Они прозанимались весь год, в мед не поступили, но по химии обе получили пятерки.

Через месяц, в сентябре, у Владимира Николаевича было уже девять учеников.

Эту книжку Андрей нашел у мамы: на серовато-синей обложке – просвечивающий сквозь крупноячеистую золотистую сеть красный круг. Вероятно, солнце, подумал Андрей и открыл книжку в середине. Он сразу попал в начало рассказа о человеке, который всю жизнь искал чудесный сад, случайно увиденный им в детстве за волшебной дверью в стене. Дочитать Андрей не успел: мама вернулась с кухни. В ладони у нее лежала горстка разноцветных таблеток, она быстро отправила их в рот, запила водой из стакана.

– Пойдем ужинать, – сказала она.

– А что на ужин? – спросил Андрей.

– Макароны по-флотски, – улыбнулась мама.

Андрей закричал «ура!» и побежал на кухню, подпрыгивая, как заводная игрушка. На самом деле мама всегда готовила макароны по-флотски – это было ее, как она говорила, фирменное блюдо. Ни папа, ни бабушка готовить их не умели, и потому каждый раз, когда Андрей был у мамы, он спрашивал «что на ужин?», мама отвечала «макароны по-флотски», он кричал «ура!» и бежал есть. Оба понимали, что вопрос и ответ – лишь часть игры, которая, как всякая игра только для двоих, дарила им невидимое другим удовольствие.

Андрей любил эту игру еще и потому, что бывал у мамы куда реже, чем у бабушек и дедушек. Бабушку Женю он видел несколько раз в неделю, к дедушке Володе приходил раза два в месяц, а у дедушки Игоря и бабушки Даши жил летом на даче. А вот мама появлялась нечасто, наверное, всего несколько раз в год. Пару лет назад Андрей спросил папу, почему так редко видит маму, но папа буркнул что-то невнятное, и Андрею пришлось самому придумать объяснение: он решил, дело в том, что мама очень часто переезжает – почти никогда он не был дважды в одной и той же квартире. Однажды спросил ее, почему она не живет на одном месте, как все остальные, и мама ответила:

– Это потому, что я – путешественница.

– Но ты же можешь жить у своих мамы и папы, – сказал Андрей. – У них ого-го какая большая квартира! На всех места хватит. И видеться мы чаще будем, – добавил он.

Мама встряхнула светлыми длинными волосами и рассмеялась:

– Я уже взрослая жить у родителей. Ничего не хочу от них брать. Они – сами по себе, я – сама по себе, понял?