Учитель из Меджибожа

Петр попробовал было завести с ними разговор, но оба ответили, что люди они маленькие, только выполняют приказ. А то, что солдат хочет сказать, сможет изложить лично коменданту.

Петр смолк, шел, как идут на виселицу.

Село уже спало тревожным, тяжелым сном. Только из хаты, где он только что так неожиданно напоролся на полицая, доносились пьяные, хриплые голоса.

Двигались неторопливо, по бокам топали полицаи. Они переговаривались жестами. Длинная улица, по обеим сторонам которой выстроились однотипные избы с потухшими окнами и забитыми дверьми, навела на пленника уныние. Быстро темнело. На углу торчала большая неуклюжая хата с высоким крыльцом. Все окна были тускло освещены.

— Ну, вот и пришли… — кивнул полицай. — Я и говорил — недалеко…

Не дожидаясь ответа, ускорил шаг, гордо и важно взбежал на крыльцо. Но тут же спустился вниз:

— Куда же девался дежурный? Курт, слышь, Курт!

В палисаднике послышались девичий визг, смех, возня, и из-за кустарника, справа от избы, вышел длинный, мрачный ефрейтор с распахнутым кителем и взлохмаченной рыжей шевелюрой. Он явно был возмущен, что его отвлекли. Махнув девахе рукой, чтоб не смела убегать, вразвалку подошел к крыльцу:

— Чего вас черти носят так поздно? Побаловаться с молодухой не дадут!..

— Да тут, герр ефрейтор, одного солдата задержали… Проверьте. На ночлег просился к Ганке…

— Ладно, — крикнул он полицаям. Мол, можете идти. А сам подошел ближе к Петру, окинул недовольным взглядом.

— Герр ефрейтор, — возмутился Петр, — какое они имели право меня задержать? Я направляюсь в свою часть, хотел переночевать. А они, эти швайны…

Ефрейтор, дежурный комендатуры, был крайне раздосадован. Его девка ждет, а тут этот задержанный. Возмущается…

— Подождешь на скамейке, — кивнул он на крыльцо. — Я отлучусь на несколько минут… Посиди, разрешение на ночлег тебе напишу… Но подождешь коменданта, он скоро придет… Приказал без него не давать. Гестапо ищет какого-то в форме немецкого солдата, а он русский лазутчик… Тут есть фотография. Зовут, кажется, Эрнстом, а фамилия Грушко или Глушко… Ну да комендант скоро придет, разберется… Фотография в сейфе, а ключ у него… Посиди немного… Я враз… Знаешь, дело мужское… — подмигнул и выскочил за дверь.

Слова дежурного окончательно сразили Петра. Фотография в сейфе, скоро придет сам комендант, откроет сейф и покажет ему фотографию Эрнста Грушко. Что же делать, что предпринять?..

В коридоре, опершись на винтовку, храпел пьяный полицай. А там, в густых кустах, заливалась смехом в объятиях ефрейтора какая-то девица.

«Забавляются… Весна», — подумал Петр, осторожно поднявшись со скамьи.

Прислушавшись к храпу часового и возне влюбленных и увидя, как торчавшая минуту назад в кустах чубатая голова дежурного скрылась, Петр Лазутин на носках пробрался к соседнему двору, мгновенно перескочил через невысокий плетень и со всех ног побежал в непроглядную степь.

Добравшись до шоссе, внимательно огляделся, нет ли поблизости машин, перебежал на другую сторону, нырнул в глубокую балку и быстрым шагом направился в сторону Запорожья. То и дело оглядывался, не гонятся ли за ним. Но вокруг было тихо, только где-то далеко-далеко оглашал округу своим плачем сыч.

Он шагал, а над ним витала весенняя, облачная ночь. В темном небе сверкали редкие звездные россыпи, а иногда выплывал краешек рогатого месяца. Ранним утром он выберется на дорогу, больше ночлега искать не будет. Ни в коем случае. Наученный горьким опытом, остаток пути проделает отныне только на попутных машинах, чтобы никто не задерживал, не отправлял ко всяким комендантам и бургомистрам!

Правда, еще немало опасностей ждет его. Впереди несколько мостов, переправ, контрольно-пропускных пунктов. Что поделаешь, придется ему все преодолеть. Через эти пункты он проедет на попутных военных машинах, иначе путешествие может окончиться трагически.

СНОВА В ЗАПАДНЕ

Да, легко сказать — добираться до места только на попутных машинах! Поди останови, когда они движутся сплошным потоком — грузовики с солдатами, танки, броневики. Идут колоннами, а между ними снуют, мечутся офицеры с флажками, стараются установить порядок. А эта плывущая сутолока рычит, гудит, извергая тучи черного едкого дыма, ядреной ругани, криков.

«Мечутся гитлеровцы, — думал Петр Лазутин, стоя на значительном расстоянии от шоссе, — спешат за смертью… Идет большая передислокация, а точнее — гонят эти колонны в сторону Орла, Курска. Гитлер замыслил отомстить за разгром его войск под Сталинградом. Там собираются силы. Но фашист уже не тот, что был, и дела его уже иные, и дисциплина сильно упала, а о боевом духе и говорить не приходится. Однако огромная сила, техника продолжают двигаться, словно по инерции».

Сущее вавилонское столпотворение. В эту суматоху Петру теперь лезть опасно. Надо двигаться старым испытанным методом, как наши предки передвигались в былые времена, — пешком. И он пошел дальше степной дорогой, которая вилась вдоль шоссе.