Учитель из Меджибожа

Он спохватился: маршировка получается у них так коряво потому, что они не поют. В строю надо песни петь. Но тут оказалось, что никто не знает ни немецкого языка, ни немецких песен… Новый начальник разрешил петь те песни, которые они помнят.

На другой день после работы, когда все вышли на площадь, Петр Лазутин во весь голос запел любимую песню, по которой истосковалась душа. И люди хором подхватили:

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война!

Глаза пленных просияли. Никогда, кажется, не пели они с таким наслаждением, как теперь.

Знакомая песня прозвучала, как призыв. Будто солнечный луч пробился сквозь черный мрак. Сбежались жители со всех концов села. Они не могли понять, что произошло. Неужели пришло время для таких песен?

Слушали, затаив дыхание, как поют военнопленные, и сами, стоя в стороне, тихонько стали подпевать.

Каждый день, когда колонна выстраивалась на площади возле церкви, стар и млад бросали работу и спешили туда. Песни ласкали слух и душу, напоминали лучшие годы жизни, вселяли веру в то, что скоро кончится кошмар и можно будет наконец свободно петь, свободно жить и трудиться.

А Петр Лазутин и Товченко тем временем внимательно присматривались к местным жителям. Понимали, что среди них есть и такие, которые могли бы связать их с партизанами, действовавшими в соседних лесах. Нужен был только надежный человек. Как никак, более ста узников готовятся к побегу!

И такой смельчак вскоре нашелся. Его отрядили в лес с медикаментами и продуктами. Надлежало договориться о месте встречи, о переходе к партизанам.

Спустя два дня состоялся разговор с представителями партизанского отряда за дальней околицей села, в глубокой балке. Узнав, что более ста человек полностью готовы прийти в отряд, обрадовались. Там как никогда нужны были люди. За время последних операций ряды сильно поредели.

Затерянными тропками, густым лесом, вслед за двумя молчаливыми партизанами, шел Петр Лазутин. Долго петляли они меж деревьев, по болотам, пока не остановились среди густых зарослей. Вскоре Лазутин спустился в глубокое обжитое подземелье, где в трепетном свете коптилки виднелись нары, оружие в пирамидах.

Навстречу ему поднялся пожилой невысокого роста человек в подпоясанной солдатским ремнем ватной куртке. Его выразительное, поросшее густой седоватой щетиной лицо было внимательное и сосредоточенное. Человек долгим изучающим взглядом смотрел на вошедшего, будто желая узнать в нем старого знакомого. Люди, лежавшие на нарах, поднялись и не спускали глаз со своего командира и молодого человека, стоявшего перед ним.

Командир усмехнулся, протянул пришедшему руку и сказал:

— Ну, что ж, здравствуй, товарищ Лазутин!.. Значит, нашего полка прибыло? В добрый час! Так вот ты какой. А я думал, богатырь. По твоим делам ты должен быть богатырем!

Смущенная усмешка промелькнула по лицу гостя.

— Да… Это я, Петр Лазутин… Пока можете меня так называть, а там будет видно…

Все рассмеялись. Улыбнулся и командир.

— Ну, это понятно… А я — дядя Коля… Будем знакомы… А эти ребята — мои помощники, — кивнул он на стоявших у стены парней в разной одежде.

— Чего ж мы стоим, как непрошенные гости на чужой свадьбе, — сказал «дядя Коля», опускаясь на лавочку у небольшого, сколоченного из нетесанных досок стола. — Коли свататься, то надо сидя…

Он закурил трубку и предложил гостю коробочку с табаком, с аккуратно сложенными газетными бумажками, посмотрел на ребят, потянувшихся к табаку.

— Только курить не разом, а то задохнемся и сватовство не состоится… По очереди… Да, значит, Петро Лазутин. Что ж, будем сватами? Молодцы! В самый раз пришел к нам… Давненько знаем тебя. Следили за каждым твоим шагом… Большое спасибо за помощь!.. Ребята все время доносили мне о твоих делах… Честь тебе и хвала! Все знаем… А за медикаменты, за взрывчатку, что ты нам пересылал, благодарим! Да, я представлял тебя каким-то богатырем… А ты вон какой! Ну, очень рад, что встретились наконец. А то все слышу — «добрый немец», «добрый немец»… Побольше б нам таких «немцев», и дело было бы давно окончено… Ну, ладно, воспоминания отложим до конца войны, а теперь, браток, давай брать быка за рога… Обсудим, как перетянешь сюда своих ребят. Человек сто-сто двадцать, говоришь? И с оружием?.. Вот здорово!

— Так точно! — вскочил Петр. Но «дядя Коля» усадил его, улыбнувшись.

— Привычка… — сказал Лазутин, — среди волков жил…

— Это, оказывается, не всегда так, товарищ Лазутин… Ну, Петр или как там попроще. Вот ты и доказал, что можно среди волков жить, а действовать по-нашему… Молодчина!.. Спасибо!

Петр пожал плечами. На глаза его набежали слезы. Слова командира его очень растрогали.

— Я делал только то, что должен был делать советский солдат, очутившись в таком переплете. Поступал так, как совесть моя мне подсказывала…

— Это так, сынок, так, Лазутин! Совесть твоя перед народом чиста, как слеза!..