Учитель из Меджибожа

— Только я не Лазутин… — после долгой паузы тихонько проговорил он. — Я офицер Советской Армии… лейтенант по званию. Военный переводчик. А настоящая моя фамилия по отцу и матери Френкис. Илья Исаакович Френкис.

Командир похлопал его по плечу, усмехнулся:

— И это нам известно… — сказал он, вызвав удивление Ильи. — А меня величать Кучаром… Николай Кучар… А настоящую фамилию скажу после войны… Но дело не в этом.

Не имя теперь самое важное… Нынче главное то, что ты делаешь для Родины, для разгрома врага.

— Да, это правильно.

«Дядя Коля» выколотил пепел из трубки, придвинулся ближе к коптилке, расправил карту. И все склонились над ней. Начался деловой разговор: какой дорогой вывести из села колонну и где она сможет встретиться с представителями отряда.

Была уже полночь, когда они распрощались. Петр Лазутин отправился лесным проселком в обратный путь; шел медленно, запоминая каждый куст, чтобы потом не ошибиться.

Прошло ровно два дня. Все приготовления к походу были закончены. Сейчас следовало проявлять необычную осторожность. Пленные целые дни работали: ремонтировали шоссейную дорогу, а к вечеру, похлебав овсяную бурду, выходили на плац. Но сегодня он вывел не всех… Многим разрешил остаться в бараках. На сей раз никто не пел. И сельского народу возле площади не было…

За эти дни Лазутин очень хорошо вымуштровал людей. Они маршировали в ногу, четко чеканя шаг, хоть на парад отправляй!

Начальник был доволен тем, как переводчик командует пленными. Теперь они топают, как надлежит шагать в строю. А самое главное, все время до самого отбоя чем-то занимаются. А если так, то ни о чем постороннем, кроме службы, и не думают. Пусть теперь приезжают его начальники, пусть посмотрят на его колонну! Это уже не то расхлябанное быдло, которое он здесь застал! Любо глядеть на эти марши. Точно в Дахау. А поют как дружно!

Начальник был доволен. Его только мучило, что коровники не обнесены проволокой. А вдруг кто-нибудь убежит? Но тут он узнал, что в районном городишке стоит часть, которой командует его приятель, и у него имеется колючая проволока. Очень обрадовался. Во-первых, осуществится его мечта, он будет командовать настоящим лагерем, к тому же встретится со старым закадычным дружком-тюремщиком, с которым когда-то служил в лагере Дахау.

Заложив бричку, взяв с собой верного ординарца, фельдфебеля, он поехал в район. А переводчику приказал смотреть в оба, чтобы люди не разболтались. Пусть побольше их сегодня погоняет по площади и пусть поют.

Откозыряв по всем правилам и заверив, что приказ будет выполнен, Петр Лазутин скомандовал ребятам «форвертс». Очень обрадовался удаче — отъезду начальника. Надо двигаться в путь.

И он запел во всю глотку: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!» Люди дружно подхватили: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война!»

Все шло как нельзя лучше. Уже стало совсем темно на дворе, пора отпускать людей. Но Петру Лазутину что-то не нравилась одна группа. Уж слишком плохо шагают они, путаются в строю, берут ногу не так, как гласит немецкий устав. И он послал всех спать, а этим разгильдяям, которые все еще не научились шагать как положено, велел остаться на площади. Он их не отпустит, пока они не замаршируют как следует.

Надвигалась ночь. Набежали низкие лохматые тучи. Начал накрапывать дождь, а переводчик все еще гонял людей, заставляя их вышагивать.

Наконец условный знак был подан. Люди рассыпались кто куда, вынесли из укрытия оружие, котомки и, в одиночку пробираясь огородами к околице, собрались в балке. Петр Лазутин прошмыгнул в дом начальника, захватил в углу автомат, со спинки стула снял его китель со всеми медалями, значками и прочей шушерой, и выскользнул во двор.

Спустя полчаса все уже были в сборе. Быстрым шагом направились извилистой тропой в сторону отдаленного леса.

Долго и напряженно шли люди. Вот им открылась широкая поляна. Надо быть особенно осторожными, — как бы там, в лагере, не обнаружили, что одна из колонн еще не вернулась. Петр Лазутин на всякий случай построил всех по двое, по бокам и впереди выставил конвой, а сам надел китель начальника. Если встретят кого-либо из немцев, он скажет, что ведет пленных. На кителе были значки не ахти какой важности, больше всего чепуховые, но и они все же произведут какое-то впечатление.

Дождь припустил сильнее, хлестал по лицу. Небо быстро чернело. Сильнее раскисала дорога. Люди устали от муштры, от трудного дня, но каждый понимал, что надо напрячь все силы и пройти за ночь эти километры. Достичь леса — это их заветная мечта, желанная цель.

Молча, напряженно, преодолевая усталость, ярами, проселками, тропами, заросшими бурьянами, все спешили.

Петр Лазутин то вырывался вперед, то останавливался, чтобы пропустить колонну, внимательно всматривался в лица людей. Он подбадривал их, шагал рядом, ослабевших поддерживал, успокаивал, уговаривая взять себя в руки — уже недолго, мол, осталось идти…