— Парни понравились друг другу, так что можно сказать, я сыграл роль доброй феечки.
Кровь прилила к голове.
— Какая же ты гнида! — с ненавистью выплюнула я, отшвыривая мешающуюся кофту на пол и резко разворачиваясь к Горецкому лицом.
Перед глазами стояли потухшие глаза Алекса.
Никогда не прощу этого Горецкому.
Впившись в мое лицо прищуренным взглядом, Руслан медленно наклонил голову.
Кажется, его разозлила моя вспышка.
Но мне уже было все равно.
Я больше не боялась.
Я давно перешагнула красную черту, и теперь могла схлестнуться с Горецким на равных.
И от осознания этого факта по коже пробежало электричество.
— Не забывайся, Аронова, — в низком голосе Горецкого не осталось ничего, кроме угрозы. Опустив руки вдоль тела, мужчина исподлобья смотрел на меня. Его глаза горели в темноте, как у хищника. — В отличие от твоего отца я смогу научить тебя хорошим манерам. Вот только после этого ты вряд ли сможешь ходить.
Я не сдержала хриплого смеха.
Даже жалко, что Горецкий не видел, что я сделала с его другом…
— Ты думаешь, я тебя боюсь? — задрала я подбородок.
Недобро усмехнувшись, Руслан плавно провел пальцами по моей щеке.
— Нет, раз пришла сюда.
Я резко отдернула голову.
— Тебя ведь ко мне тянет, — наклонившись, улыбнулся Горецкий. — Когда ты уже перестанешь отрицать это.
Сердце заныло. Этот мерзавец попал в самое яблочко.
— Я пришла, чтобы поставить точку, Рус, — медленно подняла я глаза.
Горецкий сверкнул белозубой ухмылкой. Он мне не поверил.
— Мне больше нравится многоточие, — лениво протянул он, кладя руки мне на талию. — Оно более многообещающее.
Я опустила ресницы, чтобы не видеть склоненное надо мной мужское лицо. В темноте оно было еще прекраснее.
— Тебе нужна не я, а статус моего отца, — с горечью усмехнулась я.
Мужские руки на моем теле потяжелели.
— Малыш, не хочу тебя расстраивать, но папаши-мэра будет маловато для того, чтобы я по-настоящему захотел девушку, — прильнув к моему уху, прошептал Руслан.
Его руки скользнули вверх по моей спине, вызывая тысячи мурашек.
Господи, я должна остановить это.
И я точно знала как.
— Даже если этот папаша подкладывает свою дочь под богатых мужиков и снимает всю ту дичь, что они с ней творят, на камеру, чтобы потом шантажировать их?
С каждым словом внутри меня расползалась гнетущая всепоглощающая пустота.
Я чувствовала себя лишь пародией на человека.
— Разве тебя это не возбуждает? — приподняла я бровь, испытывая болезненное наслаждение от того, как стремительно темнеют глаза Руслана.
— А тебя? Возбуждает? — по-звериному раздул ноздри Горецкого.
Его пальцы с силой впились в мои плечи, причиняя дикую боль. Но не настолько сильную, как в наших глазах.
— Они все хотели, чтобы мэр стал их тестем, поэтому были весьма изобретательны, — прикусив губу, чтобы не застонать от боли, прошипела я.
Я рушила всё.
Я знала, как побольнее ужалить Горецкого, и пользовалась этим по максимуму.
Я была сукой.
Я была любимой дочуркой своего отца.
И меня тошнило от самой себя.
Но это было частью меня, как бы я ни пыталась убедить себя в обратном. И Горецкий должен узнать об этом.
Узнать и перестать так пронзительно смотреть на меня, как он делал это прямо сейчас.
Узнать и возненавидеть настолько, чтобы кирпичная стена между нами стала звуконепроницаемой.
— Видимо, не так уж и изобретательны, если ты сейчас здесь, — со злостью выдохнул Руслан, подхватывая меня под попу руками и в несколько длинных шагов достигая сцены.
Ахнув, я схватилась за напряженную мужскую шею и вздрогнула всем телом, когда меня грубо усадили на помост.
Вклинившись между разведенными ногами, Руслан положил ладонь мне на поясницу и резко придвинул к себе, демонстрируя, насколько сильно его распалил наш диалог.
— Знаешь, по началу я даже повелся на твой образ бедной овечки, — обжег мои губы прерывистым дыханием Руслан. — И не верил, когда мне говорили, что дочка мэра — больная на всю голову ненасытная сука.
Я закрыла глаза, чтобы не дай бог Горецкий не увидел моих слез.
— У меня в голове не укладывалось, как такая зашуганная бледная моль, как ты, способна крутить мужиками и рушить их судьбы, — кривя губы, мужчина резко дернул мою майку вниз.
Услышав треск ткани, я вздрогнула всем телом.
— И сам не понял, как влип по уши, — с досадой пробормотал Руслан, останавливая взгляд на моей полуобнаженной груди.
Почувствовав, как от прохладного воздуха соски встают дыбом, я судорожно вскинула руки, чтобы прикрыться. Но Горецкий грубо схватил мои запястья и завел их назад, пригвождая к деревянному полу.
— Даже и не скажешь, что этим пользовались уже много раз… — играя желваками, процедил Руслан, окидывая меня всю голодным взглядом.
Я резко вдохнула, чувствуя, как острое лезвие внутри меня рассекает легкие.
— Хочешь стать следующим? — усмехнулась я, проводя языком по сухим губам и удивляясь тому, что на них нет крови. — Неужто у тебя встанет на бледную зашуганную моль?
Горецкий опалил меня ненавидящим взглядом.