Учитель моей дочери

Маргаритка улыбается мне и, кивнув, продолжает вырезать. Никто не обращает внимания на то, что я иду в спальню и достаю из комода красивое бельё. Снимаю с вешалки свитер, беру с полки джинсы, воровато оглядываясь, проскальзываю в ванную комнату и за минуту намыливаю всё тело, наскоро принимая душ. Радуюсь, что вчера обновила эпиляцию и с утра помыла голову.

Надеваю полупрозрачные белые трусики и такой же лифчик, натягиваю свитер и джинсы. Взяв пакет, обуваюсь и выхожу на улицу. Приходится вызвать такси, потому что улица, названная учителем, далеко от моего дома

Он открывает почти сразу. Увидев меня на пороге, довольно жмурится и, собрав ткань моей крутки в кулак, грубо дергает к себе, впечатывая свой рот в мои губы. Голодным и очень глубоким поцелуем, лишая меня остатков мозга и дыхания.

* * *

По дороге сюда, на заднем сиденье потрёпанного «рено логан», меня окутывало запретное, манящее желание и тормозило понимание опасности и бессовестности происходящего. Весь путь к дому учителя я останавливала себя, порываясь заставить таксиста повернуть обратно. Мчаться куда-то в ночь поздним вечером — непозволительная роскошь для матери, жены, хозяйки дома, на которой, по сути, всё держится. И я правда хотела бы прекратить, но уже не знала, как это сделать. И таксист на меня смотрел с подозрением, хотя всё это лишь мои домыслы, не мог он знать, что я ехала совершить преступление. Если до этого я ещё могла бы оправдаться тем, что учитель нашёл меня сам: принудил, заставил, надавил и уговорил — то теперь я, дрожа от сумасшедшего предвкушения, от огня и страсти, сама перешагнула черту, и не было мне извинений.

Переступив порог и тяжело дыша, будто загнанная лошадь, я смотрела на него, как на шкатулку с секретом. И интересно и боязно. И хочется узнать о нём всё, и страшно погрязнуть окончательно. И где-то там, на задворках сознания, всё ещё мелькали огни угрызений совести. Но когда Алексей Викторович открыл для меня дверь, взглянув с нескрываемой жадностью, я, вспомнив мужа, хамившего мне всё последнее время, кинулась к учителю в объятия.

Становится тепло, хорошо и спокойно. Хотя нет, покоя нет и в помине, скорее, адски безумно и крышесносно сладко. Ощущения кажутся просто сказочными.

Не сдерживая стонов, я погружаюсь в его запах — топкое, запретное блаженство. Алексей жарко целует меня и тянет куда-то за собой, кажется, в спальню, не откладывая в долгий ящик, прямо в куртке и обуви. Сам раздевается на ходу, а я хоть и дурею от его близости, но головой верчу, шокированная увиденным.

Меня сразу насторожил адрес: район и новостройка, в которую пригласил меня Тихонов. Уж слишком он новый и даже, можно сказать, элитный. Это не старая хрущёвка, которую я ожидала увидеть, учитывая учительскую зарплату, а студия со свободной планировкой. Но сейчас не об этом.

Тишина, разбавляемая моими отчаянными стонами и его тяжелым дыханием, делает наш затянувшийся поцелуй ещё вкуснее. Мы возбуждаемся по максимуму, играя с языками друг друга. И жалко повиснув на его шее, я запускаю пальцы в длинные учительские волосы, шалея от этого приятного ощущения. Он призывно гладит мои бёдра, и я покорно отрываюсь от земли, обхватывая ногами его талию. Жмёт к стене с множеством полочек, и от наших резких движений оттуда что-то валится с дребезгом и стуком.

И мы снова целуемся, как будто ещё глубже и грязнее. Его язык трётся о мой и творит такое, что я не могу себя контролировать и уже полностью мокрая для него. Закрываю глаза, меня лупит частой дрожью, буквально выворачивающей наизнанку. Алексей терзает мои губы, кусает то верхнюю, то нижнюю, мнёт и засасывает, как будто, если он перестанет трахать мой рот, то мгновенно сдохнет... На этом самом месте. И я, обалдевшая, дурная и пьяная, разрешаю ему лезть руками под куртку, бессовестно лапать грудь, щипать соски сквозь свитер и лифчик, хлопать по заду, крепко сжимая и дёргая. И удерживая одной рукой, безошибочно находить промежность, втирая ладонь в мешающую нам обоим джинсовую ткань. Радуюсь, осознавая, как же сильно его на мне клинит. Такого со мной ещё никогда не было.

— Потерпи чуть-чуть, — усмехается он, очевидно намекая на моё безудержное желание.

И он прав. Я хочу его. Я очень-очень хочу его.

Он раздевает меня, расстёгивая молнию на куртке, и всё это время непрерывно смотрит в глаза, а когда, опустившись на колено, развязывает шнурки на моих ботинках, я и вовсе млею, будто глупая малолетка. Не давая опомниться, учитель стягивает с меня джинсы, свитер и бельё, оставляя полностью голенькой.

Всё так быстро... Будто в каком-то сумасшедшем сне.

Тихонов встаёт и снова давит своим крупным телом, впечатывая в стену.

— Оближи. — Проталкивает два пальца в мои гостеприимно распахнутые губы.

И я участливо слушаюсь, с готовностью обсасывая шершавые мужские фаланги.