Учитель музыки

    Что это? - пробилась наконец в его сознание более-менее связная мысль. Что, чёрт возьми, происходит? Кто такой этот Якоб Скуле, учитель музыки? Что связывает его, Витлава Эриксона, с этим человеком? Какие тайные силы заставили их пути пересечься и зачем? Почему он, Витлав Эриксон, оказался в квартире этого человека? И зачем нужно было неведомому учителю справляться о нём в компании?

    Он чувствовал, что от всех этих вопросов, от многочисленных и самых невозможных вариантов ответов ни них его голова вот-вот взорвётся и мозг рассыплется по плечам, как перхоть. Он действительно был готов сойти с ума, и ощущал себя сейчас как в иные моменты детства, когда, лёжа в постели перед сном, пытался представить себе бесконечность вселенной, о которой толковал учебник астрономии. Он пытался уяснить для себя возможность бесконечности как таковой, тщился и не мог представить бесконечную чёрную пустоту, не вложенную ни во что, ни на чём не держащуюся, и чувствовал, что при попытке представить подобное, волосы его встают дыбом, в голове бегают мурашки, а мозг наполняется звенящей пустотой, грозящей немедленным сумасшествием.

    Вот так же и тут: бесконечная пустота, мириады вопросов, носящиеся во мраке его головы, и невозможность представить хоть какую-то нить, могущую связывать его с учителем музыки Якобом Скуле.

    «Тише, - сказал он себе, испугавшись, - остановись, не надо погружаться в эту бездну - ведь они только этого и добиваются: чтобы твой разум утонул в пучине твоего собственного вскипевшего мозга. Тише, тише, нет никакой связи. Нет абсолютно никакой связи между тобой и этим учителем. Быть может даже, что это и не злой умысел этих, а всего лишь некая невообразимая цепь случайных событий, связавшая судьбы Витлава Эриксона и Якоба Скуле.

    Нет! - возразил он себе в следующий момент. - Нет никакой цепи случайностей. Это именно злой умысел преступников-психопатов, проживающих в доме номер один по улице Сёренсгаде. Вспомни о том, что все они делают вид, будто знают тебя, будто ты, Витлав Эриксон, и есть тот самый учитель музыки. Да, конечно, это злой умысел, это - преступление, направленное против тебя. Чего они хотят - смерти ли твоей, безумия ли, принятия ли на себя чужой вины или иного - это уже не важно, это вопрос, ответ на который можно будет искать в последнюю очередь, после того как ты избавишься от опасности. А путь к избавлению один - прочь отсюда. Домой, к Хельге, в полицию, в сыскное бюро, в ''Норвиг Бильдверке'' - тебе везде окажут помощь, ты не один против этой своры чудовищ.

    А значит - бороться. Жизнь - борьба, а борьба - это жизнь; и для тебя это сейчас актуально как никогда. И помни главное: ты никакой не Якоб с идиотской фамилией Скуле, ты - Витлав Эриксон».

    Поднявшись, он решительно открыл обшарпанную дверь и вышел на площадку.

    - А-а, господин Скуле, - улыбнулась ему навстречу бегемотиха Винардсон, которая поднималась с первого этажа. - А вами тут интересовались.

    - Кто? - спросил он, обмерев.

    - Полиция, - подмигнула Бегемотиха. - Я уж не стала говорить им, что вы никуда не выходили, хотя и знала, что вы дома. Вчера-то, стучали к вам - это полиция и была. Но я вас не выдала, знаю я этих ищеек: им только дай заподозрить человека в чём-нибудь, так уж они вцепятся в него так, что и железным ломиком челюсти не разожмёшь. И попробуй-ка, докажи им, что ты ни в чём не виноват, что ты просто больной человек.

    - О чём это вы? - помрачнел Эриксон ещё больше, если только это было возможно.

    - Да о чём-о чём, о полиции, - недоумённо усмехнулась фру Винардсон.

    - Нет, вы сказали «больной человек».

    - Ну, сказала. А что же вы, господин Скуле, здоровый что-ли? Вы себя в зеркало-то когда видели последний раз? На вас же лица нет, и было ли оно на вас когда, трудно сказать. Я когда этих полицейских...

    - Вот что, мадам Винардсон, - перебил Эриксон, не желая слушать её разглагольствования, - моё лицо никак вас не касается...

    - Не касается, - с готовностью кивнула Бегемотиха. - И пусть бы оно только попробовало коснуться... Меня касались только настоящие самцы, а не такие... с рогами на лбу.

    - Вас не касается моё лицо, - повысил голос Эриксон, стараясь пресечь её словопрения. - А ваши попытки выставить меня больным, сумасшедшим...

    - Да с чего бы это, хоть вы и правда не того...

    - ... как раз очень были бы интересны полиции...

    - Ну, пока им только вы интересны оказались...

    - ... как и все жильцы этого дома, о которых я могу сказать только одно...

    Эриксон не договорил, задумчиво уставился на Бегемотиху.

    - Ну? - хмыкнула та. - Что же одно вы можете сказать?

    - Послушайте, фру Винардсон, - уже примирительно, почти заискивающе заговорил Эриксон, - в тот день, когда вы тащили меня на спине, пьяного... кстати, хочу сердечно поблагодарить вас за помощь и извиниться за причинённые неудобства, - фру Винардсон махнула рукой, - в тот день вы, как сами сказали, переодевали меня в домашнее...

    - Ага, чистая правда, - кивнула консьержка и многозначительно ухмыльнулась.

    - Да, так вот. У меня в кармане была бумажка и...

    - Сигарета, - снова кивнула фру Винардсон. - Поломатая.