- Я не позволю! - кричал Макс Пратке, хватая Эриксона за грудки и с неожиданной силой мотая его из стороны в сторону. - Душегуб! Не позволю никому!
- Что вы хотите сказать, господин Пратке? - бормотал Эриксон, стараясь удержать равновесие и не упасть, хватаясь за руки старика в попытках оторвать их от своего пиджака, но побелевшие от усилия пальцы, напоминающие куриную лапу, сцепились подобно капканам. - Отпустите, прошу вас.
- Не позволю! - продолжал свою бесконечную песню Пратке. - Душегуб! Не позволю!
- Да будь ты проклят, сучок старый! - внезапно заорал Эриксон. - А ну, место, скот! Место!
Жёсткой подсечкой он выбил из-под ног безумца точку опоры, и тот, не ослабив, однако, хватки, грохнулся на пол. Эриксон резко опустился на одно колено, нанося этим коленом удар безумцу в поддых. Лицо старика моментально посинело, глаза полезли из орбит в попытке схватить раскрывшимся беззубым ртом воздух, который внезапно перестал поступать в лёгкие, а руки разжались, освободив пиджак инженера.
- Старый сучок! - кричал Эриксон, пиная Пратке в бедро, в бок, куда попало. - Тварь! Чокнутая тварь!
Подняв старика, он втащил - почти вбросил - обмякшее тело в прихожую и рывком потянул дверь. Однако закрыть её помешали ноги безумца, и когда дверь сильным ударом прижала эти кости к углу косяка, несчастный взвыл, поневоле обретя дыхание. Несколькими пинками Эриксону удалось отбросить худые старческие ноги в сторону, затолкнуть их за дверь и захлопнуть её.
- Ничего себе! - произнёс с лестницы Йохан.
А Эриксон, прижавшись спиной к двери Пратке, сполз по ней, сел на корточки, закрыл лицо руками. Прерывистое дыхание его сипело и хрипело в бронхах, а горло сжимали спазмы то ли рыданий, то ли тошноты.
- Проклятье! - простонал он, сглатывая тяжёлый комок, растирая лицо ладонями, не замечая, что туфля его попала в липкий, тягучий плевок Йохана. - Что же это?.. Проклятье... Зачем же вы так со мной, а?.. Господи, что я вам сделал?.. Проклятье...
«Я схожу с ума, - подумал он. - Я так бил этого старика... У меня тоже словно припадок был. Наверное, это из-за той гадости, что влил мне в кофе почтальон».
- Лихо вы его упластали, - одобрил сверху Йохан. - Но в тот раз было круче.
- Что? - Эриксон поднял на него полубезумный взгляд. - Какой раз?
- Ну, тогда, когда он на Линду кинулся, помните?
«Идите вы все к чёрту! - прошептал Эриксон, отвернувшись от мальчишки. - Будь вы все прокляты, демоны!»
Краем глаза он заметил, что дверь соседней квартиры, номер два, приоткрылась. Видать, она не была закрыта, и когда они с Пратке боролись, толкнули её. В тёмную прихожую падал откуда-то изнутри слабый свет.
Эриксон знал уже всех жильцов дома, кроме тех, что занимали вторую и четвёртую квартиры. Он хотел уже тихонько прикрыть нечаянно открытую дверь, но в последний момент, движимый то ли растерянностью, то ли возбуждением схватки, поднялся и ступил в прихожую.
Планировка была точно такая же, как и у квартиры Якоба Скуле, за исключением того, что вместо двух узких окон в гостиной, куда он осторожно ступил, было одно широкое.
В комнате стоял душный полумрак, и ничего, кроме полумрака, в ней не было - ни единого предмета меблировки; и даже плафона на свисавшей с потолка лампочке не было. У окна, полузакрытого тяжёлыми шоколадного цвета портьерами, спиной к Эриксону сидел в инвалидной коляске человек. Он даже не шелохнулся, когда в густой и вязкой тишине комнаты прозвучали осторожные шаги, скрипнула половица. Затаив дыхание, Эриксон присмотрелся к сидящему, пытаясь определить, жив ли тот вообще.
- А-а, - внезапно произнёс человек, не поворачиваясь, - господин Скуле.
- Откуда вы знаете? - опешил Эриксон. - Вы же не видите меня.
- А у меня третий глаз в затылке.
Эриксон прищурился, присмотрелся и даже чуть наклонился вперёд, чтобы рассмотреть в полумраке комнаты затылок хозяина. Тот тихонько рассмеялся.
- Вы что, господин Скуле, и в самом деле подумали? - сказал он сквозь смех. - Просто вы не обратили внимания, а у меня на подоконнике стоит зеркало. Оно и есть мой третий глаз, хе-хе.
- У вас было не заперто, я...
- А у меня всегда не заперто, - хозяин развернулся на своей коляске, и Эриксон получил возможность рассмотреть его. - Что там за шум был на лестнице? Кажется, я слышал голос бедняги Пратке.
- У него был припадок, - кивнул Эриксон.
Сидящий в кресле человек был худ, немного бледен, остроносое некрасивое лицо его облагораживали аккуратная бородка с проседью и усы. В глазах читался спокойный проницательный ум, а на лице, когда он говорил, нельзя было прочитать ничего - оно хранило постоянное выражение задумчивой созерцательности. Было ему лет шестьдесят на вид, но может быть и меньше, если согласиться, что борода и усы немного старят мужчину.
Эриксон сразу почувствовал невольное расположение к этому человеку. Он чем-то неуловимо напоминал его отца - то ли спокойным мудрым взглядом, то ли тонкими руками с длинными пальцами и хорошо ухоженными ногтями.
- Припадок... - задумчиво повторил хозяин. - Вы били его...