Учитель музыки

    В какой-то момент сзади послышался шум, и Эриксон почувствовал, что труп стал тяжелей, что он не может сдвинуть его с места. Оглянувшись, увидел, что Пратке выпустил тело и стоит рядом, запыхавшись и встряхивая руками.

    - Устал? - пробормотал инженер. - Ничего, Макс, ничего, осталось немного. Ну, давай, берись.

    Но старик даже не слушал его. Тяжело дыша, он уселся на тело и принялся сосредоточенно глядеть в одну точку, не обращая никакого внимания на Эриксона.

    - Макс, - позвал он, - ну пожалуйста, я прошу тебя, давай пойдём.

    - Ты не Якоб Скуле, - неожиданно произнёс Пратке.

    - Да, - выдохнул обмерший Эриксон, отпуская свёрток.

    - Ты не Якоб Скуле, - повторил сумасшедший, переводя взгляд на Эриксона.

    - Да, - кивнул он. - А ты знаешь, кто я?

    - Знаю, - кивнул Пратке. - Я знаю, кто ты.

    - Откуда? - Эриксон смотрел на старика, как если бы это был внезапно оживший труп, попросивший из покрывала, чтобы его развернули.

    - Я не позволю! - почти заорал сумасшедший, отчего Эриксон даже присел, закрывая ладонями уши.

    - Тише! - зашептал он. - Тише, идиот! Ты погубишь нас.

    - Не позволю, - забормотал старик. - Не позволю. Ты не Якоб Скуле.

    - Да, да, да, я не Якоб Скуле, только заткнись, - пробовал урезонить его Эриксон.

    - Ты не Якоб Скуле, - твердил Пратке. - Ты ненавидишь эту фамилию.

    - Тьфу ты! - до Эриксона наконец дошло, откуда чокнутый Макс взял эту фразу. - Хватит сидеть, вставай, идём. Идём, или я тебя изобью, ты понял?!

    Пратке неохотно поднялся, взялся за свёрток.

    - Ты не Якоб Скуле, - услышал Эриксон за спиной его пыхтение, когда они уже тронулись. - Я знаю, кто ты.

     - Знаешь - скажи, - усмехнулся Эриксон, не сомневаясь, что старик просто повторяет всё, невзначай услышанное, или то, что втемяшилось в данный момент в его больную голову.

     - Ты сумасшедший, - произнёс Пратке.

     Эриксон рассмеялся так, что не мог идти дальше и даже выронил из рук свою часть ноши. Он остановился и долго хохотал, не обращая внимания на тёмный переулок Фюлькевейен, в который они вступили. Где-то прошаркали чьи-то шаги, или ему показалось, но он не мог сдерживать смех и хохотал так, что даже присел.

     Отсмеявшись, повернулся и увидел, что Пратке рядом нет.

     - Эй, - окликнул он, - Макс. Макс, ты где? Вернись, или я тебя убью.

     Пратке, где бы он ни был, не отозвался.

     Тогда Эриксон бросился назад, в Тиневейен и метался от дома к дому и звал, и уже на середине переулка поймал старика, который спокойно шагал назад, как он полагал, к дому, на самом деле двигаясь совсем в другую сторону.

     Настигнув, Эриксон несколько раз ударил его по лицу, свалил и схватил за горло.

     - Если ещё раз, сукин сын, ты двинешься без моего разрешения, или подашь голос, я убью тебя, - прошипел он. - Ты понял меня?

     - Я не позволю, - был ему ответ. - Ты не Якоб Скуле.

     В тайной надежде, что трупа они на месте не обнаружат, что он куда-нибудь делся, Эриксон потащил старика назад. Конечно, труп никуда не делся и всё так же вонял на весь переулок, дожидаясь их.

     Рука Эриксона нащупала в кармане трусики Линды, так и лежавшие там с момента первого побега. Сдёрнув с носа маску, отшвырнув её, поднёс к лицу трусики и глубоко вдохнул их запах. Аромат Линдиного тела был уже неуловим, пахло только несвежим бельём; а ещё, кажется, вонь, пропитавшая всю квартиру, въелась и в ткань. Тогда он с неожиданной злостью скомкал и отбросил трусики и минуту бессмысленно смотрел на это белое пятно, беззащитное и такое одинокое в безлунной тьме. Толкнул Пратке к свёртку: «Берись!»

     Теперь он заставил Макса идти впереди, командуя, куда нужно двигаться. Метров через тридцать Пратке выронил свёрток и уселся на него. Он тяжело дышал, по шуму, с которым работали его лёгкие, видно было, как он устал. Чёрт возьми! Так они никогда не доберутся до...

     Ему послышалось, или впереди в самом деле разговаривали?

     Весь обратившись в слух, Эриксон даже выступил вперёд, чтобы оставить старика, пыхтящего как кузнечный мех, за спиной.

     Да, теперь он совершенно отчётливо расслышал. Только это был не разговор. Впереди, там где прижались к тротуару несколько автомобилей, доносились звуки рации. А присмотревшись, он различил и полицейскую мигалку на одной из машин.

     Эриксон попятился, наступил на труп и, чертыхаясь, повалился на тротуар.

     - Я не позволю! - поднимаясь, заорал Пратке, и голос его разнёсся по Фюлькевейен до самой, наверное, площади Густава Стрее. - Никому не позволю!

     - Молчи, идиот! - зашипел Эриксон, замирая в надежде, что сумасшедшего не услышали.

     Но его услышали. В пятидесяти метрах далее по переулку вспыхнули фары, выхватили из сумрака Пратке, как свечка торчащего с растопыренными руками над свёртком.

    Закрываясь рукой от слепящего света, сумасшедший заорал с новой силой: «Я не позволю!»