– Старой одеждой. – Вероника загадочно усмехнулась, как бы сознавая, что тут все тоже не так просто. – Так говорили.
Но я на ее наживку не клюнула. Мне было нужно, чтобы она всего лишь назвала мне несколько дат. Мама страшно любила наводить тень на плетень, намекая, что обладает некими тайными знаниями. Она, например, ни за что не хотела сказать, в каком году родилась, и несла откровенную ложь насчет своего возраста даже в разговоре с теми официальными лицами, которые, например, вполне могли отказать ей в получении страховки или социального пособия. Поскольку и я, ее дочь, была включена в ту же схему социального обеспечения, они, сравнив соответствующие записи, могли усомниться в реальности моего существования, поскольку, согласно этим документам, моя мать оказывалась всего лет на десять старше меня.
Один мужчина как‐то сказал мне, что легко определить возраст женщины, если внимательно посмотреть на ее икры и голени. Имеющая форму дельты кожная складка под коленкой и нездоровые вены – вот то единственное, что не способно солгать, уверял он меня.
– Они вообще все были какими‐то дикими, твои дядья, – заявила Вероника. – Ей-богу. Да ты и сама должна это помнить. Ирландцы, что с них взять!
Нет, дикими они не были. Ирландцами – да, были, признаю. Но только не дикими. Ну, ни капельки. Они, правда, любили выпить, но только когда у них были деньги, а когда денег не было ни гроша, просто молились. Они тяжело работали во влажной духоте заводских и фабричных цехов, а когда заканчивалась смена, выходили за ворота, и холод насквозь пронизывал их жалкую одежонку; иной раз казалось, что даже кости у них вот-вот треснут от мороза, словно тонкий фарфор. Можно было бы предположить, что в семьях таких бедняков рождалось много детей, но это, увы, было не так. У некоторых детей не было вовсе, у других – всего лишь по одному ребенку, и это единственное дитя становилось для них поистине драгоценным. А вы как думали? Но впоследствии оказывалось, что один из этих единственных чад так и не сумел жениться, а другой был вынужден большую часть жизни провести в психиатрической лечебнице…
В общем, как‐то так. А вы чего ожидали? Думали, что я родом из семьи, где все поют и танцуют? Вы поймите: любой из этих людей мог запросто заболеть туберкулезом, а то и сифилисом; мог, согласно медицинской справке, считаться безумным или умственно отсталым; мог страдать дислексией или частичным параличом; мог быть подвергнут обрезанию или ограничению в правах; мог стать жертвой недобросовестного опознания личности; с ним мог произойти несчастный случай на производстве – например, ему мог снести голову вилочный погрузчик; он мог стать беззубым калекой, или пасть жертвой содомитов, или ослепнуть в результате перенесенной кори; его легкие могли оказаться изъеденными асбестовой пылью или гибельными ветрами, прилетевшими из Чернобыля… В общем, вы, наверное, уже знакомы с моим новым романом «С чистого листа» (The Clean Slate)? В тот период я как раз работала над его первым вариантом, потому и решила слегка потормошить Веронику. У меня даже имелась собственная теория насчет того, что наша семья изначально была склонна к самоуничтожению – через разводы, добровольный целибат и некоторые гинекологические катастрофы. «Но у меня же были дети, – растерянно возразила Вероника в ответ на мои рассуждения. – И тебя тоже я родила, разве нет?» Да уж, мисс Беджакет, это точно!
Возможно, единственное, о чем вы не смогли догадаться, это то, что и я тоже родом из «утонувшей» деревни. В детстве я и сама вряд ли способна была это осознать. Хорошо известна такая вещь, как перегруженность сознания всевозможными предчувствиями. Хотя тогда я, разумеется, очень многое воспринимала и понимала неправильно. Да к тому же была склонна верить всякой чуши, которую мне подсовывали.
Предположим, жители Помпей получили некий сигнал тревоги, но времени у них осталось очень мало. Что бы они решили бросить в первую очередь? Амфоры с маслом? Ткацкие станки? Сосуды с драгоценным вином, уже треснувшие и протекающие? Я даже вообразить себе это по-настоящему не могу. Я и в Италии‐то никогда не бывала. Но, предположим, они прислушались к предостережениям и вовремя убрались из города. Именно так, по-моему, поступили впоследствии и жители Деруэнта – это ведь тоже были своеобразные Помпеи или «
Мне казалось, что сперва вода будет подниматься постепенно, дюйм за дюймом, подползая к каждой закрытой двери, подтекая под нее и образуя на линолеуме маленькое озерцо. Потом линолеум перестанет сдерживать воду, и первое, что по ней поплывет – тонкие полосатые матрасы, очень популярные в те времена. Эти дешевенькие матрасы очень быстро промокнут насквозь, а вот бетонный или каменный пол под линолеумом воду будет сохранять еще долго, как мачеха, держать в своих холодных объятиях. Сменится не одно поколение, прежде чем вода источит и каменные плиты пола…