Удача близнецов

Робертино тут же вспомнил, кто такой полковник Пейро Эрнандес. Не так давно в печатных листках про него много писали. Это был герой боя при Андоманьо, случившегося во время недавнего пограничного конфликта с Алевендой. Неспокойные и наглые северные соседи решили попробовать откусить кусочек фартальских земель, и напали на городок Андоманьо. Гарнизон, стоявший в Андоманьо, состоял главным образом из полка сальмийской кавалерии, трех стрелковых рот, двух боевых магов и пяти средних пушечных расчетов. Под командованием полковника Эрнандеса они приняли бой и не только сумели продержаться до подхода подкрепления из Оренсе и Ковильяна, но и порядком потрепать алевендцев, так что те, увидав, что с наскока Андоманьо захватить не получается, а вдали уже видны знамена фартальской армии, развернулись и быстренько убрались обратно в Алевенду. Жители городка не пострадали, да и среди солдат погибших было немного, но самому полковнику не повезло: погиб в последние минуты боя.

– Да упокоят боги его душу, – Робертино прижал ладонь к груди, с уважением глянув на портрет полковника. – Почту за честь оказать услугу вам, сеньора Эрнандес.

Вдова повздыхала, снова утерла слезы, поправила платочек на груди и сказала:

– Ах, вы так молоды, сеньор паладин… справитесь ли?

Робертино твердо сказал:

– Если меня направили на это задание, значит, уверены, что справлюсь. Вы лучше расскажите подробнее, что за полтергейсты вам досаждают, в чем и как это проявляется, когда происходит и где именно в квартире чаще всего.

От этого вопроса вдова почему-то засмущалась и занервничала. Оглянулась на портрет покойного супруга, еще больше смутилась:

– Как бы вам сказать… Это не полтергейст, сеньор. Я… я не стала писать никаких подробностей в заявке, потому что… потому что это очень деликатный вопрос. Видите ли, я переехала в столицу недавно, почти сразу после похорон сеньора полковника – мне нужно было оформить пенсию для детей и подать прошение о переводе на другое место службы. Я ведь не просто офицерская жена, я – инженер фортификаций, мы с сеньором полковником и познакомились, когда он служил в Плато-Верде, а меня туда назначили для проверки тамошних укреплений… Ах, словно вчера это было…

Она снова утерла глаза:

– Я не собиралась тут надолго поселяться, хотела поначалу в гостинице устроиться. Детей ведь не брала с собой, они у матери сеньора полковника в Ковильяне остались… Но мне предложили послушать годичный курс лекций в военной академии о новшествах в устройстве береговых укреплений и крепостей, а после того перевести в Мартинику обещали. Так что пришлось подыскать хорошую квартиру, чтобы можно было и детей привезти. Вот я и нашла эту. Тут раньше жили три девушки-студентки, да почему-то решили съехать, сказали – дорого стало, мол, хозяйка плату подняла. А теперь я думаю – вовсе не поэтому.

Робертино слушал внимательно. Похоже, дело совсем не такое простое, как он думал поначалу. И уж точно куда более интересное.

– И давно вы тут уже живете? – спросил он.

Вдова тут же ответила:

– Да неделю только. И как назло – плату вперед за полгода внесла! Теперь и не знаю, что делать…

Она показала на одну из дверей:

– В спальне это было. На третью ночь мне приснился сеньор полковник в… очень приятном сне. Но при том странно настоящем, очень ощутительном. Наутро я обнаружила, что простыни смяты, сорочка на мне чуть ли не до подмышек завернута – словом, всё выглядело, будто сон не сном был, а самой что ни есть настоящей действительностью. Я подумала – ведь, наверное, такое бывает. Когда тоскует человек и никак не может смириться с потерей. Потому значения не придала. Хотя и казалось мне, что сон был какой-то странный.

Младший паладин чуть покраснел:

– В каком смысле странный?

– В смысле – непривычно как-то было. Не так, как с сеньором полковником при жизни его бывало, – пояснила вдова. Опять вздохнула и продолжила:

– Так вот, через пару дней, позавчера, сон повторился. Только был он уже какой-то совсем уж странный и настоящий. Явился мне сеньор полковник, точь-в-точь как на портрете. При полном параде, в ленте с наградными знаками – со всеми тремя! А ведь третий посмертно получен, мне его величество лично вручал, как вдове героя, сеньор полковник при жизни его носить никак не мог… Ну вот явился, а я лежу на кровати, вроде бы и не сплю, а при этом и сказать ничего не могу, и встать не могу, тело как ватное. Но всё чувствую. А он прямо в парадном мундире, в сапогах и в кирасе на постель забрался и, хм, отлюбил меня.

Робертино осторожно сказал, стараясь не показать смущения: