Удача близнецов

В Фартальезе проживают люди не только из всех провинций Фартальи, есть здесь и многочисленные иммигрантские диаспоры, в том числе аллеманская. Фартальцы – все без исключения, из какой бы провинции они ни происходили – аллеманцев не очень-то любят, и вполне заслуженно. Даже мартиниканцы, потому что на север через пролив от Мартиники лежит Гольдкюст, островная колония Аллеманской империи, постоянный источник беспокойства и всяческих проблем. Понятное дело, что переселившиеся в Фарталью аллеманцы потому и сбежали из своего Шоненфатерланда, что жить им там совершенно не хотелось, но… В общем, не любили в Фарталье аллеманцев. Потому частенько аллеманские иммигранты всячески старались побыстрее «офарталиться», бывало, что даже фамилии своим детям переиначивали или переводили. А другие, наоборот, стремились свою аллеманскость подчеркнуть, держались обособленно, жили чуть ли не закрытыми общинами и даже покойников старались хоронить рядышком. Оттого и имелся на Лаврентино, главном кладбище Фартальезы, большой подземный склеп для богатых членов аллеманской диаспоры, а над ним – обычные места для могил аллеманцев попроще. Эта часть кладбища была огорожена от остальной территории ажурной чугунной решеткой, украшенной кованными розами. На воротах в сторожке обычно сидел сторож-аллеманец, и паладинов сюда вызывали крайне редко, хотя, как подозревал Оливио, нехорошие вещи в аллеманской части кладбища творились не реже, чем вообще на любом старом кладбище. Просто аллеманцы старались решать по возможности любые проблемы своими силами. Или же приглашать паладинов-аллеманцев – в столице служили двое таких.

Сторож сам вышел навстречу паладину, быстро огляделся и поманил его в сторожку. Оливио пожал плечами и зашел.

Сторож закрыл ставни, и только после этого сказал:

– Вечер добрый, сеньор паладин. Уж простите, что с такими осторожностями, но не хочу, чтоб кто из наших дознался раньше времени, что я паладина позвал.

– В чем дело, зачем такая тайна, почтенный? – Оливио присел на простой деревянный стул и достал заявку. – Вы прислали заявку о беспокойниках в склепе, и оговорили, что паладин должен быть не-аллеманец. Почему?

– Ах, сеньор! Знаете же, наши очень не любят посторонних в свои дела втягивать, – вздохнул сторож. – А тут еще и дело очень деликатное, неприличное. Так я на всякий случай решил, пусть человек со стороны будет. Чтобы совсем непредвзятый был и на наши приличия не заморачивался. И, сами понимаете, поэтому родня покойницы, то есть беспокойницы, знать ничего не знает и не должна бы, ну, по возможности.

Оливио вздохнул. Любовь аллеманцев к соблюдению того, что они считали «приличиями», порой переходила всякие границы разумного.

– Понятно. Ну что ж, давайте перейдем к делу. Почему вы решили, что в склепе – беспокойник?

– Ну а чему там еще быть? – удивился такому вопросу сторож. – Беспокойники – это самое распространенное безобразие на всех старых кладбищах, вам ли не знать. Сколько я тут служу, так одни только беспокойники из всей нежити и появляются. Призраки еще вот и прах летучий. Вампиров ни разу не видел, кладбищенских червей, хвала богам, тоже, как и упырей-трупоедов. Но это точно не призрак, хотя холодом и веет. Призраки – они же прозрачные, а покойная фройлин Адельгейда – нет.

– Ясно. А вы ее сами видели? Или кто-то вам рассказал?

– Видел, вот как вас, – вздохнул сторож. – Ох как я перепугался!!! Подметал я вчера ночью в зале, где гробницы семейств Шнайдеров, Бруненхаймов и Вайсманнов, раньше там всегда спокойно было. Вот они, на плане склепа, видите? Четвертый перекресток и направо… Вот я там подметал, и тут вдруг плита на гробе Адельгейды сдвигается, и фройлин во гробу встает, вот как каменная – прямо стоймя. Руки на груди скрещены поверх букета лилий, лилии уже увядшие, а она сама – ну как живая. И разложением не воняет, нет. Только холодом жутким потянуло так, что у меня в спине и коленях заныло. И вот встала она во гробу, глаза открыты, волосы словно под ветром шевелятся… а потом в воздух поднялась и принялась вот так стоя, на две ладони от пола, по залу летать… дальше я уж не видел, бежать бросился что было сил и дверь за собой захлопнул.

– Такие подробности… – недоверчиво протянул Оливио, пристально глядя на сторожа и пытаясь понять, привирает или говорит правду. Этому умению Оливио уже научился, только было оно пока слабым и не всегда срабатывало. – Как же вы это разглядели?

– Так ведь в склепе везде лампады горят, моя работа и в том состоит, чтобы за ними следить и масло доливать. Семьи покойников за это отдельно платят.

– И они не погасли, когда беспокойница встала? – удивился младший паладин.

– Не погасли, – кивнул сторож.

Оливио отметил это про себя и продолжил спрашивать:

– А днем вы в склеп ходили после того?