И конечно в это время начинают обсуждать, что такое талант. Сколько же здесь изумительных теорий! Действительно, когда симпатичный, нищий еврейский мальчик создает картины, посмотрев на которые люди начинают любить осень, это производит впечатление. И вызывает желание просчитать, как именно выкормить такого мальчика. Современная наука считает, что многие особенности мозга, которые определяют способности, являются врожденными. Но дальше-то что? Почему в какое-либо время вдруг рождается много талантливых людей? Чем они изначально отличаются от бездарностей? Иногда хочется надеть белоснежное пальто, встать на табуретку и спросить: «А вы не пробовали для чистоты эксперимента давать всем детям хорошее образование, внимательных воспитателей, полноценное питание, любовь, атмосферу дружелюбия и здоровой конкуренции? Потому что в этом случае все ваши наблюдения вдруг обрели бы смысл».
Той жизнью, которой, не имея богатства, жил Левитан, в начале XIX века жили только аристократы. Если бы он делал лучшие в Москве сапоги и имел такой же доход, ему не были бы рады в тех же кругах, в которые он был вхож. Мы не знаем, получил бы он в этом случае возможность познакомиться с Чеховым. Казался бы он женщинам загадочным, будучи сапожником – великая тайна. Вот как много дает статус.
В Древнем Риме статус профессии отпугивал, в дореволюционной России – притягивал. Мы употребляем слово художник, не всегда отдавая себе отчет в том, насколько разные, подчас не совпадающие значения были у этого понятия на протяжении человеческой истории.
Левитану тридцать девять лет. Он на два года старше Ван Гога (тот прожил тридцать семь) и младше многих читателей этой книги. Молодой человек, несправедливо страдавший от законов царской России.
Почему же он, с его тонкими невесомыми березками, не знаменит на весь мир? Его щемящие душу пейзажи обогатили бы палитру постимпрессионизма. В первую очередь, знамениты бывают картины, которые находятся в музеях стран с самой сильной экономикой. К богатым государствам в принципе больше внимания, к тому же у них больше средств на прославление своей культуры. Наивно полагать, что люди следуют за сердцем и, раз увидев картину художника, готовы всю жизнь ходить на выставки его работ. Чтобы художника заметили, его работами надо намозолить всем глаза, тогда люди, может быть, согласятся, что вот да, они всегда считали его великим и любили.
О презрении к публике
Люди очень некритично относятся к клише «мог бы быть знаменит, работая на потребу публике, но выбрал гордый путь нищеты и истинного искусства». Мог бы работать на потребу публике? Мог бы. Гарантировало бы это известность или хотя бы достаток? Нет. Все ли настоящие художники стояли против официального искусства насмерть? Нет, отправляя работу на Салон, Камиль Коро добавлял к пейзажу, в передаче оттенков которого был бесподобен, голую женщину с поднятыми вверх руками. Самый несалонный художник вполне мог желать понравиться своим коллегам. Мнение профессионального сообщества не стоит идеализировать. Гоген с его пряной, эротичной живописью мог нравиться людям с классическим вкусом и тягой к декоративизму. Его дерзкие цветовые гаммы могли удовлетворить критика-бунтаря. Однако его искусство со стороны профессионального сообщества чаще встречало безразличие, чем ругань.
Поль Сезанн. «Сон поэта», или «Поцелуй музы» (подражание Фрилье), между 1859 и 1860 годами. Музей Орсе, Париж
Иногда, как только работы мастера становятся популярными, отношение к ним меняется: еще утром он был «талантливым», уже вечером «это китч». Хотя с самой живописью ничего не приключилось.
Поль Сезанн. Автопортрет, 1864 год. Частная коллекция
Можно, конечно, тосковать об идеале, как Платон, но лучше смотреть, как оно бывает в реальности, и делать обобщения. Не все выпускники Академии художеств в Париже становились знаменитыми салонными художниками. Не было готового рецепта попадания в пул желанных портретистов, но могли помочь унаследованные связи и деньги, коммуникативные таланты. Случайность могла сбросить преуспевающего исторического живописца с пьедестала. И не было художника, которого одинаково высоко ценили все: власть, аристократия, буржуазия, критики и коллеги.
В момент создания этого автопортрета Сезанну двадцать пять лет. И если вы думаете, что его дарование все равно видно где-нибудь в глубине мазни, например, под острым ухом, то ответ гораздо проще. В это время Сезанн не был великим художником. Из ингредиентов, которые мы считаем для этого необходимыми, у него были только амбиции и тяжелый характер. Жюри Салона отвергало его работы не из зависти к таланту или молодости, они просто были плохими.
Он стал великим художником позже, возможно, совершенно неожиданно для самого себя.
Царственный Гоген