Удача гения. От обслуги до пророка: как изобрели высокое искусство

Лучшая часть работ Тулуз-Лотрека – гибрид монументального языка плаката и карикатуры с ее точно подмеченными деталями. Именно заказ на плакат раскрыл его талант. До этого наблюдательность была, а стиля не было.

Любовь к алкоголю вкупе с болезнью от любви довели его до галлюцинаций и психиатрической лечебницы. Однако в отличие от Ван Гога к посмертной судьбе его образа это не прилипло. Почему могли злить публику работы Лотрека? Возможно, на это повлияли террористы-бомбисты. Когда шатается мировой порядок, угрожая и походам в Оперу, и наличию горячего обеда каждый день, хочется стабильности. Мысль про гения-революционера, который беспокоит обывателя огнем своего бытия, скорее романтична, нежели реалистична. Уважаемого обывателя волнуют и клошары, и слишком громкая музыка, и повышение цен. Если в этот вселенский круговорот раздражителей удается втиснуться художнику, это скорее победа.

Анри Тулуз-Лотрек. Портрет Джейн Авриль, между 1891 и 1892 годами. Институт искусств Стерлинга и Франсин Кларк, Уильямстаун

Почему запил Лотрек? Почему опустил руки? Возможно, разочаровался в труде художника и не сумел придумать себе новую цель. Саморазрушение, как и становление таланта, начинается с пустяка.

Десяток примеров того, как после смерти художника цены на его работы взлетают, и вот уже розыск новых гениев становится в узких кругах так же популярен, как охота на трюфели. Среди образованных людей становится хорошим тоном любить не официально признанный постылой властью Салон, а художников дерзких и непризнанных. Просто представьте, было ли такое возможно, например, в Византийской империи.

Вряд ли есть человек, который отсмотрел все произведения художников XIX века и сам выделил те работы, которые кажутся ему выдающимися. Скорее мы ограничены теми книгами, которые прочли, творениями, которые экспонируются, и мнением профессионального сообщества. И потом, если попадаем в парижские музеи, смотрим на работы «салонных художников» заранее осуждающим взглядом. Они, конечно, не импрессионисты.

Больдини. Клео де Мерод, 1901 год. Частная коллекция

Еще двадцать лет назад наше знание было опосредовано тем, что издано, переведено, доставлено в нашу библиотеку. Интернет изменил эту ситуацию. Теперь доступно огромное количество изображений. Разглядывать их на экране гораздо удобнее, чем в музее. Ими легко поделиться, собрав социальное одобрение в виде лайков. Они подсвечены изнутри и выглядят привлекательнее, чем реальная живопись с кракелюром[84], которая требует правильного освещения.

И все это доступно в том числе людям, которые понятия «салонный художник» не знают. Если им понравятся остроногие стервы Больдини, они нагонят трафик. И в этом случае нет гарантии, что через двадцать лет приоритеты музеев не изменятся под запрос аудитории.

Знаменитая балерина и фотомодель, повелительница престарелого короля Бельгии Леопольда II.

Пуантилизм

Сёра использовал современные ему труды по оптике. Можно сблизить его работы с полотнами импрессионистов, но разница в выборе поз и количестве света на картинах велика. Отстраненность персонажей, отсутствие резких движений, выбеленная цветовая гамма, большое количество базового белого в сочетании с пастельными оттенками – все это роднит его работы с произведениями Пьеро делла Франческа.

Изначально на стене был изображен автопортрет художника, но потом Сёра скрыл его под цветами. Только после смерти его буржуазные родители узнали, что он жил с «простой женщиной» и у них есть ребенок. Хотя этот брак не был зарегистрирован, они настояли на том, чтобы Мадлен была признана вдовой их сына и унаследовала половину его картин.

Жорж Сёра. Купальщики в Аньере, 1884 год. Национальная галерея, Лондон

Если смешать эти цвета на палитре, получится коричневый, а если положить рядом – свет.