Я повернулся к парнишке, но его уже и след простыл. Странно, обычно мальцы падки на такие вот крушения, их хлебом не корми, дай поглазеть на происшествие. Может, на другую сторону перебежал, чтобы не только посмотреть, но при удобном случае ещё и украсть что-нибудь? Машинально, по военной привычке, я посмотрел на землю в поисках следов беспризорника и недоверчиво нахмурился. Земля была мягкая, пыльная, следы должны были отпечататься хорошо, только их нигде не было, словно босоногий беспризорник был духом бесплотным. Да нет, бред, такого не может быть!
- Любезнейший, - я подошёл к тяжело дышащему городовому, утиравшему потный лоб большим клетчатым платком, - скажите, что за парнишка тут крутится?
- Какой парнишка? – страж порядка нахмурился и завертел головой по сторонам, сердито приговаривая. – Беда с этими побродяжками, никакого спасу от них не стало, впору топить, точно котят.
Мда, любовь к детям прямо зашкаливает, все известные педагоги мира рыдают и рукоплещут. Я подробно описал городовому паренька, с которым разговорился буквально пару минут назад, и с каждым моим словом бравый служитель закона серел лицом и оседал, словно сугроб, оказавшийся под жаркими лучами весеннего солнца.
- Ох ты ж, господи, - городовой перекрестился, испуганно озираясь по сторонам, - господин хороший, да Вы, никак, Игнашку видели!
- Игнашку? – Я вопросительно приподнял бровь, не видя ничего жуткого ни в имени, ни в самом мальчонке.
- Точно так, сударь, - городовой с трудом сглотнул, опять осенил себя крестным знамением. – Года три, можа, четыре назад Игнашка осиротел, мамка его от голоду вместе с сестрёнкой малой померла, а батьку своего он и не знал никогда. Иных родичей у парня не оказалось, потому податься ему было некуда, вот и стал бродяжкой уличным. Сильно, правда, не пакостил, сперва вообще работу пытался найти, да кому он нужен, малой да тощой? Питался Игнашка тем, что люди добрые подадут, сперва-то его шибко жалели, да потом заприметили за ним вроде как странность одну…
Страж закона замялся, точно красна девица на выданье, потупился, усы затеребил, пришлось подтолкнуть застопорившуюся беседу, тем более что мне и самому интересно стало, какую странность могли заметить у мальчугана. На психопата он не похож, на малоумного тоже, тогда что случилось?
- И что же за странность появилась?
- Игнашка людям сокровенное говорить стал, - городовой с трудом сглотнул, опять перекрестился, - ей-бо, не вру. Он вот так в глаза посмотрит и все самые сокровенные думки скажет. Девице одной заявил, чтобы та не ждала жениха, он, мол, с ней натешился и к жене да детишкам своим и поехал. Ну, та, понятное дело, в слёзы, Игнашку прибили, а через седмицу родич из города им отписал, что, мол, видел женишка в компании супруги да деточек. Так-то вот.
Ясно. Судьба свела с экстрасенсом доморощенным, мало мне чудес было, теперь ещё и это! Однако, странно, что городовой о пареньке в прошедшем времени говорит, да и страх этот тоже, пожалуй, чрезмерен. Во все времена встречались провидцы, предсказатели и прочие чудотворцы, их, возможно, не сильно любили, но настолько сильно не боялись. Порой даже к лику святых причисляли.
- И где же можно найти этого талантливого отрока? – я решил непременно сыскать мальчугана и постараться устроить его в какой-нибудь дом или приют, не дело такому мальцу на улице бедовать.
Городовой уставился на меня так, словно я в паука превратился и алчно жвалами заклацал, к шее стража закона лапы протягивая:
- Господь с Вами, господин хороший, Игнашка же помер, уж полгода как!
Меня словно обухом по голове ударили, по спине пробежали мурашки, ладони повлажнели от пота:
- Как… помер?
- Так его купец Караваев зашиб. Дело было так: купец аменины праздновал, шибко гулял, дня три, не меньше. На третий дён когда из дома выполз, в церкву побрёл, свечку поставить за вразумление жены сбежавшей, дабы прояснился разум её, пробудилась совесть и вернулась она в лоно супружеское.
Я так погляжу, к клятвам верности тут относятся более чем легкомысленно, а супружество и вообще считается формальностью, внимания не стоящей.
- На пути ему Игнашка встретился, - городовой вытер лоб платком, - Караваев ему копейку кинул, на, мол, выпей за моё здоровье. А Игнашка монетку не поднял, на купца пристально посмотрел, да и сказал, что, мол, сколько свечек не ставь и пожертвований не делай, а всё одно грех убийства с души не смоешь.
- Убийства?
- Да-с, убийства. Купец заругался, забранился, а Игнашка, душа бесстрашная, на церковное крыльцо взлетел и закричал, что, мол, Караваев свою жену из ревности, зверь лютый, заживо в выгребной яме утопил, а всем сказал, что она с полюбовником сбежала. Ну, на шум, понятное дело, люди собрались, мы с Михаилом Алаковым, тоже городовой, приспели, стали купца вязать, а он, медведь шалый, из наших рук вывернулся, к Игнашке подскочил, за волосья его схватил да со всей-то своей дикой силы о крыльцо и шваркнул.
Городовой перевёл дыхание, вытер потный лоб, перекрестился, закончил глухо: