Услышав эти заверения, Питт скомандовал матросам у брасов держать по ветру. Подгоняемая бризом «Арабелла» прошла мимо грозных фортов с баркой алькальда на буксире, покуда алькальд, чья любезность возрастала с каждой минутой, пытался вытянуть из капитана Блада сведения, касающиеся груза рабов в трюме. Но Блад отвечал настолько вяло и неопределенно, что дон Херонимо должен был пойти в открытую.
– Возможно, я кажусь вам назойливым, приставая к вам с этими рабами, – сказал он. – Но мне пришло в голову, что, если вы захотите, вам незачем будет тащить их на Ямайку. Вы найдете готовый рынок здесь, в Гаване.
– В Гаване? – Блад поднял брови. – Но разве это не противоречит эдиктам его католического величества?
Алькальд поджал толстые губы.
– Эти эдикты были изданы без учета наших теперешних затруднений. На рудниках была эпидемия оспы, и теперь нам не хватает рабочих рук. Поэтому мы вынуждены обходить закон. Так что если вы хотите продать рабов, сеньор капитан, то этому нет никаких препятствий.
– Понятно, – промолвил Блад без особого энтузиазма.
– К тому же цена будет хорошей, – добавил дон Херонимо, пытаясь пробудить собеседника от апатии. – Значительно выше обычной.
– Мои рабы тоже необычные.
– Вот именно, – подтвердил Волверстон на ломаном испанском языке. – Они дорого вам обойдутся, сеньор алькальд. Хотя я думаю, что вы не постоите за ценой, когда взглянете на них.
– О, если бы я мог, – вздохнул испанец.
– А почему бы и нет? – с готовностью согласился Блад.
«Арабелла» вошла сквозь узкий проход в голубую лагуну, имевшую полных три мили в диаметре. Лотовый у носовых цепей громко называл сажени, и Бладу пришло в голову, что было бы благоразумней дальше не идти. Повернувшись, он отдал распоряжение Питту бросить якорь там, где они находились, – на достаточном расстоянии от леса мачт и рангоутов кораблей, стоящих неподалеку от города. Затем он обернулся к алькальду.
– Прошу вас следовать за мной, дон Херонимо, – сказал Блад, указывая ему на люк.
По короткому узкому трапу они спустились на батарейную палубу, где темнота разрезалась солнечным светом, просачивавшимся сквозь орудийные порты и пересекавшимся с лучами, льющимися сверху сквозь решетки. Алькальд окинул внимательным взглядом стволы мощных пушек и ряды подвесных коек, на которых разместились люди. Наклонив голову, чтобы не удариться о пиллерс, он шел за своим высоким провожатым; за ним следовал Волверстон. Вскоре Блад остановился и, повернувшись, задал неожиданный вопрос:
– Случалось ли вам встречаться, сеньор, с кардиналом-архиепископом доном Игнасио де ля Фуэнте, примасом Новой Испании?
– Нет, сеньор. Он еще не посещал Гавану. Но мы ожидаем, что на днях нам выпадет честь принять его.
– Это может случиться скорее, чем вы думаете.
– А откуда вам известно, сеньор, о поездке архиепископа?
Но Блад, дойдя почти до кормы, не ответил ему.
Они подошли к дверям офицерской кают-компании, которую охраняли два мушкетера. Доносившиеся оттуда приглушенные звуки григорианского напева озадачили алькальда, особенно когда он смог разобрать слова этой заунывной молитвы:
Нахмурившись, алькальд уставился на Блада.
– Рог Dios![41] Неужели это поют ваши рабы?
– Они как будто находят утешение в молитвах.
В доне Херонимо пробудилась подозрительность, хотя он и не знал, что именно подозревать. Однако он понял, что здесь явно что-то не так.
– Весьма странная набожность, не так ли? – сказал он.
– Не вижу в ней ничего странного.
По знаку капитана один из мушкетеров отпер дверь, и пение внезапно прервалось на слове «saeculorum»[42]. Заключительного «Amen»[43] так и не последовало.
Блад церемонно пропустил алькальда вперед. Горя желанием разгадать загадку, дон Херонимо быстро шагнул через порог и внезапно застыл как вкопанный, выпучив расширенные от ужаса глаза.