— Варвара Семеновна Миклашевич, урожденная Смагина.
— Не знаю такой… извините, — поежился гомеопат. — Может, вы напомните мне, кто она такая?
На далеком отшибе империи, в губернии Пензенской (боже, какая это была глушь!), жил да был помещик Семен Смагин, владелец шестисот душ. Когда Емельян Пугачев появился в его усадьбе, Смагина сразу повесили, а жена его с детками малыми в стог сена забилась и там сидела тихо-тихо, пока «царь-батюшка» не убрался в края другие…
Вареньке было в ту пору лишь полтора годика.
Но вот выросла она и расцвела, сделавшись богатой невестой в губернии. Появились и женихи. Однако, она искала умника, а глупым сразу отказывала. Наконец, один такой олух, выслушав отказ, долго не думал и застрелился.
— Ну, прямо под моими окнами, — ахала Варенька. — Охти, мне, страсти-то какие… прости его, господи!
Тут притащился к ее порогу старый прохиндей Антон Осипович Миклашевич, служивший в Пензе при губернаторе, и тоже стал в ногах у нее валяться. Клялся, что на руках ее носить станет, чтобы там выпить или в картишки сыграть — ни-ни, о том и речи быть не могло. Варенька дала согласие на брак, а много позже призналась друзьям, что любви не было:
— Один страх господень! Потому как молодой невежа под моим окошком застрелился, а вдруг подумала, и этот хрыч старый возьмет да на воротах дома моего повесится?..
Муж занимал в Пензе место прокурора — гроза губернии. Поэт князь Иван Долгорукий в «Капище моего сердца» так обрисовал молодую прокуроршу: «Она была барыня молодая, умная и достойная, но увлекалась чисто романическими восторгами, и от того много дурачеств в свой век наделала…» Я не знаю, какие там фокусы вытворяла молодая жена прокурора, но зато сам прокурор в одну ночь спустил за картами все ее состояние.
Варвара Семеновна оскорбилась и даже поплакала:
— После этого сударь, вы еще детей от меня желаете? Да вы противны мне с фарисейской рожей своей… Знала б я раньше, что вы такой, я бы вам и мизинца своего не дала!
Антон Осипович в роли супруга не блистал моралью. Но зато, как прокурор, он украшал себя разными злодейскими доблестями, отчего и был привечен императором Павлом I, который из Пензы вытребовал его в Петербург. Как раз в это время Варвара Семеновна с отвращением ощутила свою беременность.
— И на том спасибо, — заявила она мужу. — Но более ничего от вас не желаю и вам желать не советую…
Приехали они в столицу — честь честью, даже новой мебелью обзавелись. Но тут прокурор что-то не так сказал, не так повернулся, не той ноздрей высморкался, почему и был посажен императором в Петропавловскую крепость. Комендантом русской «Бастилии» был тогда очень веселый и добрый человек — князь С. Н. Долгорукий, носивший в свете прозвище «Каламбур Николаевич».
— Мадам, — сказал он рыдающей Варваре Семеновне, — что вы слезки-то льете? Да приходите к нам обедать… Чин у меня флигель-адъютантский, а паек у нас арестантский!
Пока муж сидел, она каждый день ходила в тюрьму, чтобы разделять с ним казенную пищу узника. Но в один из дней она явилась в крепость, а комендант спросил ее:
— Вы зачем, мадам, изволили снова пожаловать?
— Как зачем? Обедать-то мне надо.
— Так здесь же не ресторация, — захохотал «Каламбур Николаевич», — паче того, вашего мужа уже из крепости вывезли.
— Неужто в Сибирь!? — ужаснулась Варенька.
— Хуже того — в кабинет государя-императора…
Император расцеловал дряблые щеки узника и, не дав ему переодеться, велел срочно ехать в Михайловскую станицу на Дону, где и быть прокурором, а с женою разрешил повидаться не более трех минут. Миклашевич успел жене наказать:
— Продавай все и скачи за мной на тихий Дон…
Варвара Семеновна, уже будучи на сносях, поехала вдогонку за своим мужем. Но в пути начались схватки, в какой-то землянке, среди чужих людей, без врача и повитухи, она родила сына — Николеньку. Когда же Павла I прикончили гвардейцы, супруги Миклашевичи возвратились в Петербург.
Несчастная в браке, презирающая мужа, женщина всю душу вложила в сына — он был для нее всем на свете. Прокурор, быстро дряхлевший, вскоре отошел в лучший мир, и Варвара Семеновна слезинки не пролила, все ее чувства были отданы сыну, которым не могла надышаться; даже делая визиты знакомым, она появлялась с ребенком на руках, не желая ни на минуту с ним расстаться. Николеньке исполнилось восемь лет, как вдруг он умер, и это был такой удар для нее, что она вернулась с кладбища поседевшей. Каждый день навещала она могилу сына, и когда ей говорили, что надо бы поставить над могилою памятник, Варвара Семеновна отвечала:
— Зачем ему памятник, сделанный из камня, если я каждый день стою над могилою — как живой памятник…
Что может спасти женщину? Только любовь!..