Удаляющаяся с бала: Исторические миниатюры

На докладной графа Шувалова царь поставил свою резолюцию: «Забыть и простить». Отбросив перо, император похвастал:

— Вчера под Любанью мои егеря медведицу обложили. Может, Краббе, составишь мне компанию? Без ружей — на рогатинах!

А вот Шувалова на охоту не пригласил, заметив:

— Любите вы, граф, из мухи слона делать…

Чтобы сразу покончить с этой дрянью, я скажу, что граф Диего Дюбрэйль-Эшаппар кончил карьеру тем же, с чего и начал ее: в царствование Николая II, будучи старшим офицером императорской яхты «Александрия», он стал незаменимым собутыльником для царя и его свиты. А как сложилась судьба предателя Хлопова — я не выяснил… Впрочем, анекдотичная фигура адмирала Краббе недолго оживляла пустынные коридоры Адмиралтейства. На склоне лет захотелось ему семейного счастья, и в его одичалом доме защебетала молоденькая актриса. Нещадно обворовывая адмирала, она, по словам очевидца, «за взятки выводила в чины пьяных чиновников из писарей, посылаемых к ней на кухню для поручений. А в итоге — паралич и долги, долги, долги!» Николай Карлович опустился, вместо подписи на приказах по флоту ставил каббалистические знаки. Наконец, даже от резолюций отказался, а согласие давал кивком головы. Очевидец описывает жалкую картину разложения когда-то бесшабашного весельчака: «Старик выглядел виновато, костенеющим языком пытался уверить себя и других, что у него только геморрой…» На пустой крюк, висевший над ним, актриса повесила богатую хрустальную люстру.

Краббе зажмурился от ее ослепительного сияния — и умер!

* * *

Первый политический кружок на флоте среди будущих офицеров эпохи Александра II так и остался в истории под названием «Вольное общество китоловов». Со временем мальчики выросли. Стали мичманами. Потом лейтенантами. Позже при дворе уразумели, что «китоловы» не такие уж наивные мечтатели, какими казались, и жандармы снова воскресили их дело. Многие из «китоловов» были наказаны службою в отдаленных краях империи, иные же до конца своих дней находились под негласным надзором полиции.

Кого же мы знаем из них? Кто остался в памяти?

Петр Осипович Серебрянников! — В битве при Цусиме он, уже капитан I ранга, командовал броненосцем «Бородино». Корабль его, объятый пламенем, сражался до последней минуты с небывалым ожесточением, а изо всей команды броненосца уцелел лишь один матрос, да и то по воле случая…

Владимир Николаевич Миклухо-Маклай! — В той же битве он принял смерть на мостике броненосца «Адмирал Ушаков». Поврежденный корабль отстал от эскадры, и на рассвете, окруженный противником, Миклухо-Маклай принял неравный бой, не спустив перед врагом славного Андреевского стяга…

Николай Евгеньевич Суханов! — Погиб еще раньше. Мирный офицер и лейтенант. Был арестован при разгроме партии «Народная воля». Обаятельный человек, задушевный товарищ и великолепный оратор, большой друг Желябова, Перовской, Веры Фигнер и Кибальчича. Участвовал в подготовке убийства императора Александра II. 19 марта 1882 года Суханов был расстрелян в Кронштадте. Его личные вещи уничтожили, а матери, жившей в Риге, жандармы вернули только его карманные часы…

Так сложилась судьба «Вольного общества китоловов», о котором очень редко упоминают наши историки, и я написал эту миниатюру, дабы воскресить память о благородных юношах.

Романтиках моря и революции!..

Посмертное издание

Плакать хочется, если почести выпадают человеку лишь после его смерти, когда издают книги, которые автор не мог увидеть при жизни. Зачастую публика с восторгом принимает произведение, вырвавшееся на свет божий из-под тяжкого гнета цензуры. Но иногда случается, что читатели, ознакомясь с такой книгой, испытывают горькое разочарование.

— А что тут хорошего? — рассуждают они. — Лежала книжка, и пусть бы себе лежала дальше. Ни тепло от нее, ни холодно. Вот уж не пойму, ради чего ее запрещали, и совсем не пойму, ради чего ее теперь продают. Чепуха какая-то!

Так бывает, когда время ушло вперед, ярко выделив перед обществом новые конфликты, а книга, написанная задолго до этого, уже «состарилась», неспособная взволновать потомков, как она волновала когда-то ее современников. Нечто подобное произошло и с романом «Село Михайловское»; критики даже выступили с попреками — зачем, мол, поднимать из могилы это «старье», если от автора один прах остался.

Н. И. Греч, автор предисловия к роману, оправдывался:

— Дамы и господа! Как можно было не печатать роман, если при жизни сочинительницы его до небес превозносили корифеи нашей литературы — поэты Жуковский и Пушкин, а написан роман по личному настоянию незабвенного Грибоедова…

Издательницей романа была вдова сенатора Прасковья Петровна Жандр, и на исходе прошлого столетия она появилась в Гомеопатической лечебнице на Садовой улице Петербурга.

Главному врачу больницы она сказала:

— Не откажите в любезности принять в дар от меня остатки тиража романа «Село Михайловское». Если публика не раскупает, так может, болящие от скуки читать станут. Все равно тираж гниет в подвалах, его крысы грызут…

— А кто автор этого романа? — спросил врач.