Удаляющаяся с бала: Исторические миниатюры

Скоро в Корпусе образовался кружок кадетов и гардемаринов, которые, собираясь тайком от начальства, обсуждали прочитанное, стремились к действию. Между прочим, в череде изученных ими книг неожиданно оказалась и популярная книга С. В. Максимова «Год на Севере», а Север в те времена был известен великороссиянам в самой ничтожной степени…

Зашла речь о китах! Несчастным китам в ту пору придавали очень большое значение в экономике, ибо Норвегия была для России наглядным примером — как может разбогатеть бедная страна на одном лишь китовом промысле. С. В. Максимов писал о неудачах, постигших русских в освоении китобойного промысла. А в Соляном Городке Санкт-Петербурга столичная профессура читала для публики популярные лекции, не забывая помянуть о китовом мясе, пригодном для насыщения бедняков, что очень зло и метко высмеивали в стихах демократы-искровцы:[1]

Вы судите сами —
Знать на кой нам лешего
Про кита с усами,
Если ты не ешь его?
Зло берет. Заранее
Выпить есть желание.
Лучше помогли бы, —
Вот, что нас измучило! —
Чтоб от тухлой рыбы
Животы не пучило…

Из самообразовательного кружок постепенно превращался в революционный, и Владимир Луцкий этот момент уловил.

— Господа, — спросил он, — не пора ли нам всем принять участие в тайном обществе ради свержения самодержавия?

Наверное, не пристало ему, юноше, ставить такой вопрос перед кадетами, еще мальчишками! Но бурное время торопило молодежь, а все «тайное» заманивало романтикой будущей революции. Тон речей задавали самые начитанные гардемарины — Володя Миклухо-Маклай, брат известного путешественника, и Коля Суханов, сын рижского доктора. Подростки мечтали об университетском образовании, желая посвятить свои жизни служению народу. Николай Салтыков первым покинул Корпус и, как тогда говорилось, «ушел в народ», обещая кружку помочь нелегальной литературой. Салтыков слово сдержал, но при этом действовал слишком необдуманно. Однажды к дому родителей кадета Пети Серебрянникова подъехал Салтыков на двух санях, доверху загруженных ящиками с броскою иностранною упаковкой.

— Ребята! А это вам, — крикнул он товарищам.

Полиция уже науськала дворников, чтобы за жильцами приглядывали. Но тут, в полном бессилии перед горою многопудовых ящиков, Петя Серебрянников лишь развел руками:

— Нам самим не стащить! Позовем дворников…

Потом эту литературу гардемарины развозили по адресам революционных кружков, которые они посещали. Много позже, уже став зрелыми людьми, они сами осуждали то непростительное легкомыслие, с каким народовольцы допускали их до своих собраний, где все было на виду, каждый говорил, что хотел, а среди присутствующих сидели и явно посторонние люди с улицы. Где гарантия, что они не были агентами всемогущего III отделения?

А между собой гардемарины спорили:

— Какой быть революции — мирной или буйной?

— Никогда не бывать ей мирной, — горячился Суханов. — Бомба — вот наше право! Бомба — вот наше убеждение…

Многие подражали Рахметову: приучали себя к голоду, спали на жестком ложе. Вскоре гардемарины завели связи с кружками других училищ, пехотных и артиллерийских. Революция грезилась юношам в ореоле баррикадных боев, а победа народа завершалась апофеозом свободы и всеобщего благополучия. Но тут в их кружок проник «бутылочник» Хлопов, и настолько втерся в доверие, что среди молодежи не раз возникали споры:

— Хотя он из «бутылочников», но весьма начитанный и вполне благороден. Не допустить ли его до наших секретов?

Хлопов, как потом выяснилось, сообщал все о них, все что мог, не только бутылочной компании, но докладывал и своему родственнику Левашеву, который в III отделении являлся помощником шефа жандармов графа Шувалова. Настал 1872 год; в один из вьюжных февральских вечеров, когда Эспер Серебряков уже лежал в постели, его навестил Петя Серебрянников:

— Вставай! Луцкого жандармы арестовали…

За что? — вот вопрос, взбудораживший дортуары Корпуса:

— Говорят, он оскорбил офицера на Невском.

— Неправда! Володька дрался на дуэли…

Точнее всех был информирован граф Дюбрэйль-Эшаппар:

— Бросьте выдумки! Просто среди нас завелась банда террористов… Не пора ли кое-кого повесить?

Хлопов сам же и подошел к Эсперу Серебрякову:

— Это я выдал вашу компанию! — честно заявил он. — Но едино лишь с той благородной целью, чтобы спасти вас от заразы нигилизма… Граф Эшаппар, конечно, плохо кончит, но в одном он прав: лучше бы уж вы пьянствовали заодно с нами!

… Теперь адмиралу Краббе предстояло задуматься…

* * *