Удаляющаяся с бала: Исторические миниатюры

После войны я, бывший юнга с эсминца «Грозный» Северного флота, захотел узнать историю тех заполярных краев, где миновала моя боевая юность. Мне повезло. В лавке букиниста я случайно приобрел увесистый том под названием «Год на Севере» замечательного писателя С. В. Максимова, которого у нас больше знают по книжке о мудрости народных изречений. Но тогда, увлеченный прошлым русского Севера, я и не подозревал, что эта книга вошла в историю революционного движения на флоте.

О китах скажу я потом! А сначала извлечем из забвения адмирала Николая Карловича Краббе, за которым глобальных походов не числилось. Зато он первым прошел по Амударье, положив начало когда-то очень славной Аральской флотилии. Старые адмиралы, потрепанные штормами всех широт мира, терпеть его не могли, иначе как «щенком» или «мальчишкой» не называя:

— Где он плавал-то! На Арале да по Каспию? Выходит, что из мутной лужи в корыто перелез, там и барахтался…

Управляя морским министерством, Краббе создавал для России паровой броненосный флот — именно в этом его главная заслуга! Литературоведы знают Николая Карловича с иной стороны: будучи приятелем Н. А. Некрасова, он любил с ним поохотиться и, пользуясь своим положением при дворе, помогал поэту избегать всяческих трудностей с изданием прогрессивного «Современника». Искусствоведам он известен в роли коллекционера, собравшего галерею картин и скульптур легкомысленного жанра. Наконец, об этом адмирале существует одно мнение — как о ловком царедворце, который потешал царскую семью циничным остроумием и беспардонными эксцентрическими выходками. Ему, как шуту, прощалось многое, и Краббе, уроженец Кавказа, увеселял царя грузинской лезгинкой или армянскими «серенадами»:

Если хочешь быть богат,
Лучше кушай виноград.
Если хочешь быть счастлив,
Кушай много чернослив…

Краббе имел привычку носить мундир нараспашку, галстук и воротнички с манжетами явно мешали ему. Соответственно, обнажив волосатую грудь, он и двери свои держал настежь — в кабинет к нему входили смело, ибо в приемной Адмиралтейства не было адъютантов. В его пустой холостяцкой квартире на окраине Васильевского острова не имелось даже люстры, хотя с потолка гостиной и свисал крюк для ее размещения.

— На этом крюке меня и повесят, — говорил Краббе…

Именно при Николае Карловиче и случилась история с созданием «Вольного общества китоловов».

* * *

Морской корпус на берегу Невы: возле него, меланхолично скрестив руки на груди, давно стоит задумчивый Крузенштерн… 1871 год отмечен нарастанием идей «народовольчества»; однако, народники потерпели неудачу, пытаясь привлечь к своему движению офицеров армии и флота, — не все верили в успех их дела! И лишь немногие тогда убедились в том, что революционная ситуация в России — это не выдумка фантазеров, а подлинная назревшая сущность, потому и примкнули к народовольцам.

Конспирация? Ею пренебрегали. А полицию не удивляло, если вечером из какой-либо частной квартиры вываливалась группа молодежи в 80―100 человек, продолжая бурную дискуссию на улицах. Конечно, в таких условиях вести революционную пропаганду было нетрудно, а порой даже слишком заманчиво…

Морской корпус такой пропаганды не знал! А начальство не осуждало в гардемаринах неистребимые качества лихости, кулачной расправы и даже пьянства, всегда претившего сближению с вопросами политики. Так и было: в Корпусе процветало «бутылочное» общество, которое возглавлял гардемарин из графов — некто по имени Диего (Иван Владимирович) Дюбрэйль-Эшаппар, о котором мы скажем позже. Усатые гардемарины «бутылочников» сторонились, а склонные к выпивке и дурачествам льнули к графу. Дюбрэйль-Эшаппар внушал своим адептам: учиться кое-как, лишь бы не выгнали, книг не читать, по театрам не шляться, а всех умников презирать. В эту среду затесался и кадет Хлопов, юноша воспитанный и образованный, за что граф держал его в черном теле, а товарищи третировали его… Но это еще не начало истории!

Осенью 1871 года все пять карцеров Морского корпуса были заполнены «самовольщиками»; кто сбегал до кондитерской лавки, кто по маме соскучился, кому просто погулять захотелось. Двери камер выходили в дортуар, где сидел сторож, за полтинник согласный отворить двери карцеров. В общей зале арестованные и сходились по вечерам, закусывая и беседуя. Однажды кадет Эспер Серебряков пожаловался гардемарину Володе Луцкому: ему совсем нечего читать, чтобы убить время наказания:

— Не достанешь ли мне хоть Майн Рида?

Луцкий отвечал кадету с явным пренебрежением:

— Боюсь, мое чтение не по твоим зубам…

Но книгу все-таки дал. Это было «Положение рабочего класса» Ф. Лассаля. За Лассалем последовал Чернышевский, затем номера герценовского «Колокола»… Луцкий спрашивал:

— Неужели осилил? Теперь Майн Рида не захочется…