Удар иглы

За моей спиной парили хлопья кислорода. Крус снова пытался зайти сзади. На этот раз его удар пришёлся по аварийному ранцу. Ничего, это мы переживём. Вряд ли мне придётся опуститься на эту планету, чтобы воспользоваться аварийным запасом.

Отчаянный рывок, и я ухватил Круса за руку, а другой рукой попытался прорезать его скафандр. Но он схватил меня свободной рукой за кисть. Мы вцепились друг в Друга мёртвой хваткой. Но я оказался сильнее. Моя рука медленно двигалась к его забралу. Сантиметр за сантиметром.

Он сдался. Мышцы его ослабели, моя рука рванулась вперёд, и пила проехалась по стеклу скафандра. В лицо мне ударило белое облако. Выходил кислород, тут же сгущаясь и леденея, меня откинуло назад, и я потерял сознание…

Очнувшись, я увидел над собой белый потолок. Скосив глаза, заметил рядом с собой похожую на краба комплексную медицинскую систему. Вскоре меня привели во вполне приличное состояние. Серьёзных повреждений у меня не нашлось.

— Ты проспал двадцать часов, — сказал капитан Эйхан, зашедший в палату и устроившийся в кресле против моей кровати. Он улыбался, сбросив, как шелуху, свою привычную собранность и серьёзность. Сегодня это был просто счастливый человек. Человек, победивший окончательно и бесповоротно в самой тяжёлой войне, которую знало когда-либо человечество.

— Как я сюда попал?

— Нам опять удалось засечь точку перехода. И мы пришли туда.

— А тело Круса?

— Мы нашли его. Он был в расколотом скафандре.

— Это я его. Пилой.

— А мы думали, что он погиб, когда от перегрузок развалился его истребитель.

— Я должен был сбить его. И я сделал это!

— Ты будешь представлен к Ордену Высшей Доблести. Ты станешь пятым, кто его удостоен.

— Так ли это важно? — устало произнёс я и увидел, что глаза Эйхана округлились, ибо Орден Высшей Доблести — предел мечтаний для каждого гражданина Галактического Союза, кем бы он ни был. — Главное, я прикончил его.

— Да, понимаю, — кивнул капитан.

Но что он понимал в этом. А что понимал в этом я?

…ЕЩЁ ОДИН ШАГ ВПЕРЁД НА БЕЛУЮ КЛЕТКУ…

* * *

Я прожил все эти жизни. И это не было наваждением. Я действительно был и Великим Холмом, и инспектором полиции, и пилотом космического флота.

А ещё — командиром стражи Принца Изумрудного Аика, копьеносцем в стане Чёрной Акулы, начальником подводной базы Островного государства, астрологом при дворе Корнума Счастливого, лесным бароном, чистильщиком в зоне ядерного поражения. Да ещё много кем. Я рождался, жил и умирал в десятках миров. Но помнил из этого лишь то, что имеет отношение к главному — к нашей борьбе с Робгуром. Если бы я вспомнил абсолютно всё, то просто не выдержал бы тяжестей прожитых жизней. Мы боролись за обладание золотой чашей.

Я умирал на жертвенных кострах и в горящем танке, я убивал Хранителя из пистолета и бластера. Мы сходились в воздушных боях и бились на копьях. Самые разные из тысячи миров становились полем нашей битвы. Битвы за один из этих миров, может быть, и не самый значительный, но наш — за Землю.

После каждой жизни я вновь оказывался в башне Тирантоса. Если побеждал я, то продвигался на одну клетку ближе к чаше. Если побеждал Хранитель, то одну клетку преодолевал он. Это была жуткая игра, но вместе с тем она захватывала, пьянила, как хорошее вино.

Сперва обгонял он. Потом я. Клетка за клеткой, жизнь за жизнью — мы приближались к итогу. Вскоре всё будет определено, жестоко, твёрдо, окончательно (хотя, есть ли в этом мире хоть что-нибудь окончательное?).

И вот остался решающий шаг. Последняя клетка. И у меня, и у Хранителя Робгура. Казалось, протяни руку и коснёшься золотой чаши. Последняя жизнь на пути к ней. Всего одна жизнь, всего одна клетка. Всего одна схватка, такой огромный путь — и всё решается. Куда забросит меня судьба?

Я вцепился ему в горло. Силы наши были равны. Он был огромен, чёрен, порос волосами, от его роскошной одежды остались одни лохмотья. Его борода царапала мою кожу, он рвал зубами моё плечо и пытался вытеснить меня с маленькой ровной площадки на вершине высокой скалы. На нас смотрели тысячи глаз. Последний раз Верховный Жрец Золотого Кольца и Великий Змей Красной пустыни бились сто двадцать лет назад. Кто победит? Будет ли, как раньше, литься кровь сотен людей на жертвоприношениях и царить безжалостный холодный порядок, будут ли на костях несчастных расти гигантские храмы? Издаст ли завтра Высочайший Ореховый Посох указ о казни трёх тысяч паркунтинов, или в первый раз за долгие годы сначала тихо, а потом разрастаясь зазвучит в людских устах волшебное слово «милосердие». Сегодня я могу убить Великого Змея, дух его уйдёт в сумрачные края смерти, и навеки спадут оковы, стискивающие стальными кольцами плоть и души тысяч подданных Высочайшего посоха.