Удар иглы

Автобус нёсся вперёд со скоростью восемьдесят километров в час. Приглушённо шелестел мощный двигатель, шины шуршали по мокрому после тёплого летнего дождя асфальту Дорога была вполне приличная, вопреки расхожим представлениям о провинциальных русских ухабах и колдобинах. Я люблю смотреть на окружающее из окна фирменного автобуса, откинувшись в мягком уютном кресле. Ощущать себя отгороженным стеклом от всего внешнего мира, эдаким созерцателем, туристом, свысока взирающим на посторонние проблемы и суету. И пусть я ехал не на интуристовском «мерседесе», а всего лишь на междугородном «икарусе», ощущение приятной отстранённости всё же присутствовало в полной мере. Приятно грели воспоминания о том, как всего лишь несколько часов назад я любовался на белоснежные горные пики и ажурные замки, составленные из невесомых облаков, как цедил минеральную воду, которую разносила стюардесса по салону «Ил-62»…

Через полчаса езды на автобусе, державшем курс на мой родной город, я разговорился с сидящей справа от меня соседкой, которая до этого сосредоточенно читала «Ритмы Евразии» Льва Гумилёва. На её симпатичном носике громоздились большие, в пол лица очки. Она тёрла щёку длинными пальцами с синим маникюром. На вид ей можно было дать лет двадцать — двадцать пять, лицо её не отличалось правильными чертами или восковой киношной красотой, однако было довольно привлекательным. Облегающее ярко-жёлтое платье с глубоким вырезом подчёркивало совершенство её фигуры. Утомившись от созерцания окрестностей и чтения глупого яркого журнала с пустыми статьями, я начал ненароком кидать взгляды на мою спутницу, мысленно дорисовывая её скрытые одеждой прелести. Любой нормальный мужчина в расцвете сил при взгляде на симпатичную женщину просто обязан мысленно раздеть её, иначе он и не мужчина вовсе, а нечто среднее, именуемое названием, которое в приличном обществе даже произносить неприлично. И уж тем более это касается мужчин, которые, как я, разведены всего полгода назад и возвращаются, опять-таки как и я, из дома отдыха, где имели лёгкую, не слишком удачную интрижку, после которой остался осадок недоговорённости, незавершённости. Хотя это мои вечные проблемы, всегда воспринимаю всё чересчур серьёзно…

Я никогда не относился к числу ловеласов и болтунов, способных походя заговорить любую женщину до потери воли, и даже более. Я начал выстраивать в уме комбинацию, как бы подкатить к соседке. В этот момент «икарус» налетел на долгожданный ухаб, притом так удачно, что у меня лязгнули зубы (нет, удача вовсе не в этом) и из сумочки, которую девушка держала на коленях, выскользнули маникюрные ножницы (искомый повод). Я, разумеется, эти ножницы поднял.

— Извините, это ваши?

Она посмотрела на меня зелёными, глубокими и наивными глазами. Причём наигранно-наивными — это, как видно, входило в её имидж.

— Ох, спасибо, — произнесла она, улыбнувшись лёгкой, ни к чему не обязывающей улыбкой.

— Я вас где-то видел, — начал я, кляня себя, что не придумал ничего лучшего. Сто лет в обед такому заходу: «Мы с вами где-то встречались». Половина водевилей так начинается.

Она вновь внимательно посмотрела на меня, наморщив лобик и, судя по всему, всерьёз обдумывая мои слова.

— Где-то видели?.. — протянула она. — Может быть. Кажется, я вас тоже где-то видела.

Я приободрился. Похоже, она решила поддержать мою игру.

— Случайно не в Лондоне? — продолжил я раскрутку темы.

— В Лондоне? Нет, что вы.

— Правильно, — кивнул я. — Мы не могли встречаться в Лондоне. Я вообще никогда не был в Лондоне. Тьфу, замшелая острота. Что я делаю?

— Я тоже дальше Санкт-Петербурга не была. Но всё-таки мы где-то виделись. — Она опять сосредоточенно наморщилась.

Мы разговорились. Она была приятна в общении, имела привычку, когда к ней обращаются с вопросом, повторять этот вопрос и только после этого давать ответ, моргая при этом наивными глазами, что придавало ей вид существа, только появившегося на свет. Оказывается, она тоже прилетела из Москвы, где отдыхала у тётки. Мы летели в одном самолёте, но я её там не заметил.

Она, как бабочка, порхала с одной темы на другую, небрежно рассуждая о новой выставке модернистов на Крымском валу в Москве, о теории этногенеза, о кризисе концепции наследственности и преимуществах Альберта Камю над Марселем Прустом. Не знаю, как с глубиной знаний, но с их широтой у неё всё было в порядке. Она нашла достойного собеседника, готового трепаться на любую тему, поглотившего за свою жизнь тонны газет и книг, отличавшегося предельным дилетантизмом во всём, кроме работы.

Аля, так звали мою спутницу, относилась к жизнерадостным девчонкам, экзальтированным, верящим во всякую чепуху, как то: призраки в английских замках, НЛО и путешествия во времени. Таких девчонок и мальчишек в пору моего двадцатилетия было неизмеримо больше, чем сейчас. Теперь они уступают место подозрительным, угрюмым, склонным к насилию субъектам, весь полёт мысли которых направлен, подобно управляемому ракетному снаряду, на одну цель — где достать «зелёные» и «деревянные».