Удар отточенным пером

И тут вдруг ни с того ни с сего я наткнулся в закромах собственной памяти на кое-что, привлекшее мое внимание. Уж не знаю, нашептали ли мне это высшие силы или адреналиновая инъекция наконец добралась до парализованного ужасом серого вещества, но я вдруг отчетливо вспомнил несколько сцен из фильма «Крестный отец» и еще до кучи несколько из «Однажды в Америке». Торжественная мрачность. Ни одного лишнего движения, ни одного пустого слова. Речь изливается прямиком в пособия по ораторскому искусству. Сделать предложение, от которого он не сможет отказаться… Впрочем, нет. Что я могу предложить? Не то. Мысль метнулась дальше. На чем еще можно сыграть? Честь, совесть, боязнь наказания? «Я не люблю насилие, Том. Я бизнесмен. Насилие дорого обходится».

Что это было? Безусловно, обращение к мифологической стороне сознания. Сейчас, сидя перед монитором, я могу дать этому мало-мальски связное объяснение: старый добрый дедушка миф пришел мне на помощь в этом ужасном и смрадном аду, в который занесла меня нелегкая. В современном мире миф скрывался в штампах и формулах массовой культуры и успешно формировал сознание миллионов. Я знал немало очень умных людей, которые тайком рыдали над финалом «Титаника» и обожали детективные сериалы про ментов. Место злобного Кощея занял безносый Воландеморт, место богатырей – Тони Старк, Доктор Стрендж и Капитан Америка. Как бы то ни было – формулы работали. Неизменную любовь к формулам приключенческой литературы я уже использовал однажды, развлекая публику Старого Озерного пересказами английского романа о путешествии на край земли. Теперь же оставалось сообразить, каким образом воздействовать на Жильцова, чтобы переманить его с темной стороны на светлую. Сейчас бы хоть половину вашей знаменитой дипломатии, дон Карлеоне!

– Алексей, – проговорил я, все еще с трудом ворочая языком. – На вашем патроне труп кладовщика Захарова и еще пять трупов из числа менеджеров завода. Это как минимум. Ему терять нечего. Он давно перешел черту, а у вас жена, дети…

Я начал с места в карьер: времени для цветистых вступлений не было.

Жильцов нисколько не удивился ни известию о Захарове, хотя напрямую мужик в аляске ничего не говорил об убийстве, ни известию о других пяти трупах, что, конечно, его характеризовало. Он коротко кивнул и приказал мне встать. Ноги послушались не сразу, даже когда я наконец почувствовал стопу, а потом постепенно и большие пальцы, я не спешил вставать прямо: перекатывался и снова валился, изображая сухоножие. Все это время я говорил.

– После того, как я побывал здесь, на этом вот диванчике, для вашего босса вы фактически уравнялись в правах со мной. Независимо от того, отпустите вы меня сейчас или нет, вы стали опасны для вашего покровителя. Вы подставились, Алексей, подставили команду, стали их уязвимым местом. В лучшем случае вас просто вышвырнут на улицу. Скорее всего запугают и заставят уехать из города… Это, повторюсь, в лучшем случае.

Жильцов не дал мне договорить. Формулы гангстерских фильмов не работали, вместо того чтобы рационально взвесить свои перспективы и принять мою сторону, он вдруг заныл, как больной от зубной боли. Может быть, так выла княжна Тараканова на знаменитой картине Флавицкого, – в общем, его крик был ужасен, жалок, бестолков и страшен. Так воют от чувства безысходности. Неожиданно Жильцов резко замолчал, выпрямился, подлетел ко мне, одним рывком стащил с дивана и, не успел я опомниться, как в живот мне прилетел удар ногой.

Слава богу, что профсоюзник не изменял своим привычкам. Как и во все остальные наши с ним встречи, он снова был в своих незабываемых валенках «прощай молодость», подшитых и простеганных крупными ручными стежками. Это был настоящий подарок для моего живота: почти не ощутив боли и уж тем более не испытав каких-то двигательных проблем, я инстинктивно схватил его за ногу и – представив строение голеностопного сустава – потянул резко вправо, сместив стопу, как при тяжелом подтаранном вывихе.

Я отскочил к двери, удостоверился, что в смежной комнате нет никого, и, в два прыжка перемахнув помещение, оказался у внешней железной двери. От свободы меня отделяла только массивная выкрашенная белой краской дверь. Но в ту же секунду я заметил, что в железном полотне имеется глазок в виде небольшой дырки, которую проковыряли, когда ставили на дверь щеколду. Взглянув на улицу, я моментально убедился в том, что выйти не удастся. Лысый не доверял Алексею: недалеко от входа пасся мужик в черном и с ним еще пара таких же, практически неотличимых на вид уркаганов. Они курили и посматривали на дверь. Ждали. Стало абсолютно ясно: выйти из помещения можно будет, только если сыграет один слабый шанс: если сумею уговорить своего захватчика действовать сообща.