Удав и гадюка

– Из всех моих многочисленных имен ты решила назвать самое нелюбимое.

Гаар тихо и беззлобно рассмеялся. Взяв под уздцы белоснежную кобылу, пара двинулась к скале, которая делала из этой почти забытой всеми дороги тупик. Гора вырастала над путниками, как безмолвный страж в черных одеждах посреди леса.

– Как дела в Элегиаре? – спросила Мариэльд.

– Илла Ралмантон заглотил наживку, так что все идет по плану.

– Юлиан не сбежит?

Гаар качнул головой.

– Пока ему не позволят. Порой даже камень истекает кровью, и Илла уже увидел в юноше свое молодое воплощение. Но как пойдет дальше, моя любимая Мари, зависит от того, успела ли ты достаточно разбередить сердечные раны, нанесенные Белым Вороном и преждевременной смертью отца, чтобы он решил, что ему некуда податься. – Затем мужчина добавил: – Мне бы не хотелось отвлекаться, чтобы снова прятать его от совета.

– Может, и придется. Кое-кто не дождался твоего вмешательства в раскопки и выдал себя Белому Ворону.

– Ему кажется, что я должен веками сидеть на пороге наших усыпальниц, – поморщился Гаар, – и сторожить их, как пес, чтобы их не раскопали. Думает, что если я не отягощен королевством, то у меня совсем нет своих дел. Элрон уже знает, да?

– Да. И теперь отправился на Юг.

– Хорошо. Я предупрежу Прафиала. Пусть постарается задержать его сколько потребуется. А как Генри?

Мариэльд едва не споткнулась о брошенную наземь бурей корягу, но Гаар успел ее подхватить.

– Пока с Ярвеном Хиамским.

– Хорошо.

Тропинка вильнула влево и стала блуждать вдоль горы, уходя далеко на северо-запад, однако они остановились у самой скалы, обросшей на выступах бурыми мхами. Гаар, с влюбленной улыбкой, не сводя глаз с графини, повел рукой – каменная стена перед ними тотчас раздвинулась, обнажив темный проем со стертыми ступенями. Лошадь испуганно захрипела, но Гаар погладил ее по морде, отчего та вмиг сделалась умиротворенной и пошла следом. Как только путники скрылись в проходе, стена сдвинулась обратно, с нее посыпались камни, а трещина заросла буро-желтым старым мхом. Будто ничего и не было.

Ступени петляли, ширились и в конце концов выросли в самую настоящую тропу, ведущую далеко в горы. Путники долго шли молча между голых скал, пока перед ними не раскинулась большая долина. Она пряталась от всего мира в заснеженных горах и в своем центре имела круглое, как блюдце, озеро. Возле замерзшей воды паслось стадо животных с рогами над узенькими глазками. Густая темная шерсть с белесыми полосами вдоль боков укрывала тела вампалов от холода, а промеж этих рычащих созданий, жующих мхи, ходили пастухи.

Иной раз какой-нибудь вампал, с миролюбивым то ли рычанием, то ли мычанием в задумчивости бредя по буро-зеленому ковру, вдруг сталкивался лбом с таким же отрешенным соседом. Тогда кротость вмиг спархивала с их морд, и вампалы, как заправские бойцы, тут же начинали пятиться, ощерившись в оскале, наклоняли крепкие головы, взрыхляли когтями мох и встречались стремительными ударами в глухом стуке рогов. И бились так в исступлении, с пеной у рта до тех пор, пока в воздухе, кристально чистом, не начинала звучать песня. Детенышам вампалов ее напевали с рождения, когда те, еще безрогие и напоминающие безобидные комки шерсти, тянули молоко у матерей. Мотнув головой в некотором рассеянном недоумении, вампалы фыркали и успокаивались, а пастух завершал начатое и разводил их в разные концы стада.

Так случилось и сейчас. Безбоязненно хлопая по бокам рычащего демона, один из пастушков с уставшей улыбкой оглянулся на храм: трехэтажное, вдавленное в скалы здание, суровое и мрачное. А потом вдруг резко вскинул голову и заприметил вдалеке две темные фигуры, ведущие на веревке странное создание. Следом за ним другие, такие же высокие люди в балахонах из шерсти воззрились на незнакомцев.

Рыбак у проруби закричал от восторга и изумления. Опрокинув ногой бадью, он подскочил и побежал к гостям. Пастухи тоже побросали стадо и с воплями понеслись в сторону прохода, приподнимая теплые балахоны до колен.

– Боги! Боги пришли! – кричали они на давно забытом языке.

Все как один рухнули ниц перед Мариэльд и Гааром и потянули закаленные холодами руки к их сапогам. С некоторых слетели шапки, обнажив ветру белоснежные шевелюры. Множество голубых глаз уставились в раболепии на «богов», а губы потянулись к их сапогам, целуя и смокча голенища.

Тут же из темного храма высыпали друг за другом еще несколько десятков человек, которые тоже мчались, падали на колени и пытались подобраться ближе и облобызать ноги божеств.

Взявшись за руки, Мариэльд и Гаар пошли к храму. Кобылу они оставили, и местные воззрились на нее с опаской, ибо здесь таких животных с копытами не водилось. Потом, на ходу молясь божествам из другого, забытого для них мира, они последовали за ними с молитвами на устах.