Удав и гадюка

Лекарь привычно раскатал тугой валик бинтов и принялся за работу: обтирать тощее тело черными мазями, проверять, заживают ли язвы, пестревшие алыми пятнами на коже. В этом ему помогал Габелий, в обязанности которого, помимо охраны консула, входило и оказание целительской помощи.

– Мой властитель, как прошел ваш день? Что интересного видели во дворце? Там идет подготовка к празднику, да? Или пока тянут, как в прошлом году?

– Что мне менее всего интересно Сапфо, так это празднества, – сказал, хрипя, Илла. – Спой, Сапфо… Спой, развесели меня в этот душный вечер.

– Конечно, мой господин, – сказала она, несколько приуныв, что ее лишили возможности поговорить.

Суккубу поднесли фидель с четырьмя струнами.

– Что вы хотите услышать? О курьезных ли похождениях веселых паломников к озеру Офейи? Или о страстно-горькой любви вампира и человека? А может, вам интересно послушать о славном сражении под городом Апельсиновый Сад?

Она пересела напротив.

– Про Апельсиновый Сад я слышал от тебя десятки, если не сотни раз, – пробурчал советник, укладываясь поудобнее, чтобы наблюдать куртизанку во всей красе. – Неужели ты неспособна порадовать меня чем-то не затертым до дыр, Сапфо? Ты не написала ничего нового? В последнее время ты слишком обленилась.

– Просто в последний год так часто поют про победу, победу блистательного консула Бонзиро Асула… Я решила, вам…

– Я тебе уже сказал «нет»! Тогда не мозоль мне глаза, если не можешь сообразить ничего свежее тех баллад, от которых устали даже в харчевнях!

Сапфо вздрогнула вместе с фиделью, уже упертой корпусом между ее ног в диван.

– Может, вам понравится «Песнь о прекрасном бессмертном и морском чудовище»?

Сохраняя внешнее спокойствие, Юлиан сжался внутри в ком. Он понимал, что весть об убийстве обитателя старых легенд, ноэльского Спящего, уже давно расползлась по всему Югу и Северу. Но все равно дрожал, словно вор, которого вот-вот поймают с поличным, – боялся, что в очередной вариации песни люд вспомнит о кельпи.

– Хорошо, пой…

И в комнате зазвучала песня, сплетенная с тягучей фиделью. Илла прикрыл в наслаждении глаза. Сапфо пела. Сапфо касалась души своим чарующим и хрипловатым голосом, своим взглядом из-под пушистых ресниц, которым она одаривала лежащего напротив старого советника. Ее голос разбавлялся звяканьем цепочек между рогов, когда куртизанка вскидывала голову, чтобы густые локоны не падали на струны. Почти все слушали ее в некотором отрешенном умиротворении, в том, когда музыка отрывает от земной тверди и уносит в мир легенд.

Лишь Дигоро тихо фыркал под нос, будучи отчаянным ненавистником поэтов, менестрелей и блудниц – в общем, всех детей Зейлоары. Да и оба телохранителя – Тамар и Латхус – тоже остались недосягаемы для трогательной музыки, которая с появлением левиафана приблизилась к своей кульминации. С рыбьим взором они озирались по сторонам, пребывая в состоянии вечного выискивания опасностей.

И вот левиафан пал от руки бессмертного, сына Гаара, и медленно погрузился на дно. Смычок замер, а потом медленно соскользнул со струн и уснул на коленях Сапфо, которая смотрела после пения возбужденно и глубоко дышала, вытирая со лба пот.

Вечер был душным. С грацией кошки она откинула за плечо пышную прядь волос и, отложив фидель, пересела на диван к утонувшему в подушках Илле. Тот лениво приоткрыл один глаз. Суккуб мигом перевоплотилась в нежную особу и прильнула к нему, погладив по чистым от мазей участкам кожи. От этого в недовольстве насупился лекарь и попытался взглядом намекнуть, что он, дескать, сейчас занят важным делом, но она упорно не реагировала на призывы и лишь томно улыбалась.

– Мой властитель, вам понравилось? – прозвучал вкрадчивый голос.

– Это было неплохо, Сапфо, не лучшее исполнение, не лучшие стихи, но недурно, – Илла прищурился. – Ты что-то хочешь от меня? Говори же, хватит стелиться вьюнком. Я твоих полунамеков разгадывать не собираюсь. Ну же?

– Я всего лишь хотела поблагодарить вас за то замечательное шелковое платье с оторочкой из меха чертят-альбиносов и брошью…

– К делу, Сапфо.

– Скоро праздник Прафиала, господин, – Сапфо подползла ближе. – Будет большой пир!

Потом она привстала на колени и обняла Иллу Ралмантона за худую шею, с подачи лекаря уже укрытую шарфом. Кисточка ее хвоста заходила из стороны в сторону, нервно подрагивая.

– И ты, конечно, должна явиться туда во всем своем великолепии, использовав меня?

– Отчего вы так думаете, господин? Для меня великая честь идти с вами рука об руку, стать вашим главным украшением на этом пиру, мой властитель, вашим самым прекрасным драгоценным камнем, обрамленным золотом! Вашим перстнем!

– Нет.

Глаза суккуба вспыхнули обидой, а цепочки между рогами чуть звякнули от резкого поворота головы.

– Достопочтенный Ралмантон… – чуть погодя еще раз попыталась она, целуя пальцы советника, лаская полными губами его кольца. Делала это Сапфо с невероятной силы страстью, и глаза ее распахнулись и с мольбой уставились на советника. – Вы говорили в том году, что подумаете…

– Сапфо…