Удав и гадюка

– Ах, матушка, вы опять читаете мои мысли!

– Там и читать-то нечего, сын мой, у тебя на лице все отпечатывается, стоит тебе вспомнить о тех событиях.

– Ничего, матушка, ничего… – ответил он. – Это все пустое, бессмысленное… Еще немного, и Белый Ворон окончательно сотрется из памяти, оставив лишь блеклое имя, которое ничего не будет значить для меня.

И вдобавок он рассмеялся как можно непринужденнее, хотя серьезные глаза выдавали трагичность поднятой темы.

Остальную часть ночи, любуясь танцем теней от качающихся за окном кустарников, он провел в легком общении с женщиной, которую называл своей матерью. Они прощались друг с другом, а Мариэльд, пребывающая в замечательном настроении, гладила его по руке своими пальцами, и ее большие синие глаза загадочно мерцали во тьме.

За всю ночь Юлиан хоть и изнывал от любопытства, но так и не решился спросить о своем учителе. А может, дело в том, что по прошествии стольких лет Вицеллий должен будет уехать отсюда, и, будучи одинокой женщиной, Мариэльд решила уступить ему, пусть и ворчливому, пусть и с дурным характером, но не лишенному аристократического происхождения? Разве не могло так быть?..

* * *

С рассветом, когда солнце зажглось на востоке и его первые лучи осветили особняк, во дворе уже было собрано два отряда, готовых к путешествию.

Ада, роняя слезы расставания, целовала двух своих детишек, которые вынуждены были остаться с отцом Кьенсом. Затем бросалась к сестре, обнимала ее и тоже всхлипывала, пока та, смущенная, успокаивала и шептала на ухо, что скоро они все вновь встретятся. В путь вместе с Мариэльд де Лилле Адан отправлялся внушительный отряд из восьми вампиров охраны, личной айорки, обычных трех слуг и старика Пайота. На боках лошадей висели пухлые седельные сумы – вне особняка все планировали пробыть долго, до трех-четырех лет, а потому слуги упаковали все костюмы графини, а также все ее украшения.

В составе второго отряда были всего трое: Вицеллий в своей бессменной алой пелерине и две служанки, Фийя и Кая. Столь схожие имена свидетельствовали о том, что женщины были рождены в неволе. Айоров и рабов никогда не баловали сложными именами, чтобы было проще запомнить. К своему отряду со стороны моря медленно вернулся Юлиан, полный мрачных дум.

– Кьенс, ты точно ничего не видел?

– Нет, – ответил тот.

– А жена Бисая что говорит? – Юлиан покосился на блеклую дородную женщину позади собравшихся перед воротами слуг.

– Не знает.

– В Луциосе искали?

– Пусто… – Кьенсу тоже не нравилось это происшествие.

– Престранно это! – граф упер руки в бока. – Некуда им было бежать, да и незачем. Может, берег обыскать? Там, дальше, в можжевеловом лесу…

Слушая разговор сына и слуги, Мариэльд недовольно нахмурилась.

– Сын мой, сейчас не время для выяснений, что взбрело в голову айорам. Кьенс со всем разберется сам. Нам пора в путь!

Двум отрядам предстояло доехать до Луциоса, чтобы там и расстаться. На многолучевой развилке, между трех высоких дубов, Мариэльд повернет на восток. А Юлиан вместе с учителем проедет по южному большаку, к границе с Детхаем. Конечно, можно было двинуться на север, а оттуда доплыть уже на корабле… Однако старая графиня покачала головой и настоятельно посоветовала, что являло собой приказ, что лучше увидеть Срединный Юг своими глазами, а не мельком из каюты.

Нырнув в объятия тисовой рощи, объединенный отряд вскоре выехал на тракт. Ближе к обеду, когда уже вовсю туда-сюда сновали ослики с товарами и груженые телеги, путешественники добрались до развилки, той самой, между трех громадных дубов.

– Матушка, я буду скучать по вам! – Юлиан протянул руки и обнял сухонькую графиню. – Передавайте мои сердечные приветствия вашей подруге.

– У тебя не будет времени скучать. Уже через пару месяцев твои мысли займут совсем иные дела, – ответила Мариэльд и вскинула бровь. – Но коль твои пожелания моей подруге так сердечны, поезжай со мной. Амелотта будет рада тебе.

– Нет, матушка… Нет! Я к такому не готов. Только хочу попросить вас…

– О чем же?

– Если я не успею возвратиться раньше, чем вы с вашей подругой явитесь сюда, прошу, не позволяйте орде ее кошек топтать мои покои и лабораторию! Заприте комнаты, а еще лучше заколотите! И объявите обязательно, что там остались опасные яды, от которых вся ее невоспитанная живность издохнет сиюминутно.

Растеряв ледяное высокомерие, Мариэльд расхохоталась. Затем взор ее перепорхнул на Вицеллия и сделался еще теплее и ласковее.

– Прощайте… госпожа, – сказал веномансер.

Он поправил свою жесткую суму с ядами, скрипнув кожаной тканью, и поцеловал поданную графиней руку. Оба замерли. Оба молчали, но что-то в их глазах говорило, что они понимают друг друга без слов. В конце концов графиня с явной неохотой убрала руку в тонкой перчатке и взобралась на белоснежную кобылу, украшенную у седла и уздечки декоративными цветами олеандра.