Удав и гадюка

– Айоры… рабы… У нас их зовут доженами, – ответил юронзий. – Ты, северянин, плюешься словами, как верблюд, чтобы спасти свою шкуру. Но неважно, каким словом это обозначается на различных языках, это все равно остается властью господ. Да и зачем женщине врать, что она рабыня?

– Потому что обиды живут в сердцах любой женщины, независимо от ее положения или возраста. У Каи была возможность покинуть нас уже дважды, каждые десять лет, но она оставалась.

Юронзий нахмурился.

– Расскажи мне, женщина, почему ты не ушла!

– Потому что… этот… старый… хрен всегда унижал меня! Я боялась уйти! – Кая вперилась в Вицеллия, едва ли не рыдая от гнева. Тот же едва склонил голову и стоял спокойно. – Он насиловал меня, когда я была совсем девочкой! Он заставлял ласкать его… прислуживать. Называл… слабоумной, оскорблял! – Тут Кая умолкла. Рукой она скользнула к горлу, где нарастал ком.

– Поклянись дюжами! – громко сказал Юлиан, видя признаки отравления. – Поклянись, Кая, что говоришь правду, перед всеми богами!

– Боги… – усмехнулся юронзий, скорее, сам себе. – Разве не окропили мы все пустыни кровью во имя них? Разве Рингви Дикий не был велик, молясь им? Так почему боги предали нас, позволили врагам опоить нас на пире и продать в рабство?

– Поклянись! – продолжал Юлиан.

И действительно, Кая с синюшным лицом судорожно открыла рот, будто для того, чтобы именем дюжей обречь господ на погибель, но вместо этого лишь попыталась схватить воздух. Она все хотела что-то сказать, но не могла. Ее пальцы терзали горло, словно выдавливая застрявший в нем ком.

На глазах испуганных рабов она упала на колени, продолжая сдавливать горло, а потом и вовсе завалилась на бок. Как ни пыталась она изгибаться, рыдая в немом вскрике, но больше не смогла сделать ни единого вдоха. Страдания бьющейся и катающейся по полу женщины видели все. Юронзий осторожно понукнул коня в сторону и прищурился, не веря тому, что видит.

– Что… Как? – прошептал он.

Вскоре тело замерло, изо рта пошла пена. Муки Каи прекратились, зато начались вдруг у прочих невольников, у всех тех, кто хватался за гибельное золото. Один за другим они также похватались за свои глотки, согнулись и стали сыпаться наземь, как листва по осени.

– Ну что, боги все рассудили? – поднял бровь граф.

Юронзий молчал. По его красному, точно глиняному, лицу нельзя было различить, бледен он или нет, но глаза его вытаращились, как у ребенка, узревшего страшное чудо. Больше он не был похож на хладнокровного воина. А потом подстегнул коня и с криками, которые переводчик уже не передал, понесся прочь – к городу.

В панике те рабы, которым не досталось золота, теперь пытались убежать, но Юлиан принялся догонять их со сверкающим мечом. Быстрый, ловкий, он обрушил на них смерть. В конце концов на тракте остались лишь трое: Юлиан, Вицеллий и Фийя.

– Тео! Тео Юлиан! – радостно возвестила айорка. – А вы говорили, что богов нет! Вот! Они нас защитили!

Воздух наполнился мужским смехом.

Вицеллий искренне хохотал во весь голос, оторвавшись от книги, которую вновь раскрыл. Лицо его выражало такую великую радость, что стало казаться моложе. Когда смех смолк, Юлиан решил все объяснить.

– Фийя, учитель использовал борькор на кошель, потом загреб рукой с ядом монеты и нарочно передал его Кае. Она должна была умереть чуть позже, но, постоянно касаясь лица руками, ускорила свою смерть. От яда умерли и все те, кто прибрал золото. Никто не понял, что я воззвал к клятве дюжам, зная, что она ее не сможет дать.

– Так это были не дюжи, а вы?! – переспросила айорка, опять не понимая.

– Прекрасное создание, – иронично изогнул бровь Вицеллий. – Верит в богов, старается лишний раз не напрягать свой и без того недалекий умишко и делает то, что прикажут. Идеально! А вот ты, Юлиан, меня разочаровал! – хмыкнул веномансер.

– Почему же, учитель?

– Мне пришлось подсказывать. Если бы я этого не сделал, ты бы не догадался!

– Я благодарен вам, Вицеллий, – Юлиан прижал руку к груди красивым жестом. – Каюсь, что не сообразил поступить так умело, как вы.

– Вот-вот! Старайся соображать быстрее. Ум твой хоть и велик, но весьма нетороплив!

Привычно поиздевавшись над учеником, веномансер заполз в седло и вновь погрузился в чтение. Юлиан не ответил на поддевку, а лишь улыбнулся. Его учитель был бы не учителем, не съязви он в такой момент. Хотя Вицеллий и вел себя странно в последние дни, сегодняшний его поступок, как обычно выверенный, хитроумный, развеял все сомнения: это был все тот же Вицеллий гор’Ахаг, ядовитый, как само его ремесло!