Удав и гадюка

Аль’Маринн расположился на горбатом холме и оброс высокими стенами, за которыми следили даже в мирное время, не полагаясь на дружбу между королями. В небо устремлялись острые шпили белых, как снежные шапки, гор, круглых башен ворот. Уже внутри города граф отметил про себя, что старик-веномансер был прав. Действительно, Аль’Маринн напоминал Лорнейские врата: с ухоженными, но низкорослыми домами и застройкой города вокруг громадного рынка, раскинувшегося на добрые полторы мили.

* * *

Чуть позже Юлиан выяснил, что на невольничьем базаре вампирам можно даже снять укромный угол, чтобы насытиться. Вместе со своими спутниками он вышел из трактира «Клинок хризомы», где они заночевали, к укрытым разноцветными тканями рынку. Аль’Маринн лежал у устья реки, впадающей в залив, и народ здесь сновал разношерстный – от северных купцов в кафтанах до торговцев с Дальнего Юга, щеголяющих в расписных, пестрых халатах.

– Тео, это не город, а настоящий базар! Огромный! – шептала Фийя. Она терялась взглядом в дощатых прилавках, где были разложены украшения.

– Да, потому что Аль’Маринн отстроен на большой торговой артерии. Он не напоминает тебе наши Лорнейские врата?

– Похож. Там тоже внутри города базар… Но люди одеваются не так, тут все одежды темные. Хотя нет, не все, – она мазнула любопытным взглядом по кичливо-яркому купцу с десятком продетых в ноздри колец.

– Речь же не о жителях, Фийя…

Под весенним солнцем Вицеллий скинул капюшон и, распихивая всех острыми локтями, повел остальных наискось, в другой угол рынка, через шатры с мехами киабу, соболя, куницы, сквозь стройные рядочки с фруктами, овощами, зеленью, между кокетливыми магазинчиками с украшениями и складов с лесом. В узких проходах толкались, шумели, ругались, а Вицеллий по-свойски отвечал на грубые окрики бранными южными словами и продавливал толпу. За ним, подобно высокой сосне в чистом поле, следовал Юлиан, держа свою служанку за руку, чтобы та, не знавшая местного языка, не потерялась.

Наконец впереди показались помосты с настилом из досок. На них шумно торговали рабами. На одном грузный работорговец крепко сдавливал налитые соком белоснежные груди девицы, чтобы показать их упругость. Девица стояла ни живая ни мертвая и смотрела на все испуганной ланью, пока ее важно ощупывали похотливыми взглядами покупатели у лестницы. Юлиан задержал взор на ее гладком, нежном животе, на покатых плечах, длинных и стройных ногах, а затем прислушался к ценнику – и усмехнулся. За такую рабыню торговец просил два золотых сетта!

Помост с рабынями для утех исчез за алым шатром другого рабовладельца. Хозяин стоял тут же, рядом с охраной, и ласковыми жестами приглашал войти всех богатых с виду господ. Внутри, в удушливом сумраке, сидели друг на дружке юные и не очень невольницы, скрывающие наготу за расписными покрывалами.

Но Вицеллий шел дальше, мимо торгов с образованными рабами, мимо домовых невольников, мимо полевых трудяг, пока не остановился у двухэтажного дома из пористого туфа на окраине невольничьего рынка. Оттуда, из дома, доносились протяжные мычания.

– Там стадо коров? – похлопала глазами Фийя.

– Почти угадала. Скот, Фийя, скот… – мрачно ответил Юлиан, догадываясь, куда привел их старик. – Там те, кого отправили на убой из-за невозможности продать по нормальной цене.

Из темного проема, укрытого багровым льняником, вынырнул сухопарый южанин в сопровождении вампира, вытиравшего губы. Последний вложил в ладонь торговца звонкую монету и, распрощавшись, исчез в шуме рыночной толпы.

– Да осветит солнце ваш путь, почтенные! – открыто улыбнулся торговец, обнажив клыки.

– Сколько? – спросил Вицеллий.

– Всего-навсего пять круглых серебряных сеттов.

– За любого?

– Да, на ваш вкус и цвет, – буднично произнес торгаш и потер мокрые ладони, выкидывая вперед руку.

– Сначала покажи товар, – качнул головой Вицеллий и пропал в сумраке дома без окон. – А то знаем мы таких, что торгуют больной мертвечиной!

Их всех встретил удушливый смрад первого этажа, где в комнатах были свалены нагие трупы. Тут же, протиснувшись через вампиров, с улицы вошли крепкие мужчины, от которых разило псиной. Расплатившись с хозяином дома, они взвалили на себя мертвецов и ушли в сторону мясного рынка.

Старая лестница привела всех на второй этаж. Мычание усилилось, превратилось в дрожащий гул. Торговец нырнул в ближайшую комнату. Пригнувшись от низкого прохода, Юлиан последовал за ним – и поневоле вздрогнул.

В комнате точно колыхалась живая река… По всему периметру, разделенному дощечками на отделения, были уложены тщательно вымытые, но голые люди. У них перерезали сухожилия на плечах и коленях, и они с трудом шевелились, упираясь тупым взглядом в потолок. Боязливое мычание заткнутых кляпами ртов заполнило комнатку, стало протяжным.

– Слева – калеки и старики, справа – полоумные, – произнес торговец, а затем обратился к сидящему в углу долговязому парнишке: – Ты когда их кормил, Фарей?

– До полудня еще, отец! – парнишка пнул ногой ведро, где на дне колыхалось пойло из овощных очисток.