Удав и гадюка

Сзади послышались недовольные окрики: возничий телеги с фруктами негодующе смотрел на вставших посреди дороги путников. Чтобы не мешать, троице пришлось направить коней к невысокой ограде, отделяющей поля от широкого тракта. Рабочий люд и торговцы разных мастей стекались в город полноводной рекой, и такой же поток тек в обратную сторону. Воздух дрожал от непрерывного рева ослов, щелчков кнутов и воплей погонщиков.

– Как же можно накормить такой город…

– Полкоролевства кормит Элегиар, а сам Элегиар – это королевство в королевстве, – ответил Вицеллий.

– На бумаге он представлялся не таким величественным.

Юлиан с улыбкой вспомнил обучение вместе с Люмиком, старым летописцем Ноэля. Люмик всегда подпирал небо пальцем и деловито утверждал, что Элегиар – божественный город. И приводил в подтверждение этому сухие цифры: его размер, население, высоту башен, урожайность полей. А потом тыкал молодого графа носом в книгу и требовал все заучить. Заучить-то заучивалось, но великолепие города предстало вживую только сейчас.

– Юлиан… – в задумчивости произнес Вицеллий, вырвав того из воспоминаний.

– Да, учитель?

– Я хочу с тобой поговорить.

– О чем же? – Графу показалось, что сегодня веномансер был на удивление смирен.

– О том, под чьим именем кто будет.

– Здравое предложение, – согласился граф. – Я представлюсь сыном пления из Лорнейских врат. Например, – он достал из памяти одно из припасенных имен, ненароком вспомнив пожилого управителя порта в Ноэле, – какой-нибудь Кавиан Корнесий. Кавиан Корнесий, сын пления, а вы мой учитель.

– Учитель? Это не подойдет, – нахмурился веномансер. – Нактидий быстро заинтересуется, кто же этот Кавиан Корнесий. Что ты ответишь? Кто ты?

– Погодите. При чем здесь Нактидий? Речь шла не о нем. Раз уж Нактидий прислал письмо в особняк, то он прекрасно знает, кому вы служили все эти годы. Конечно, я не буду ему представляться учеником, а назовусь… товарищем…

– Нактидий болезненно любопытен! – Вицеллий выждал, пока мимо них проедет груженная мешками с мукой повозка, и продолжил: – Он станет выпытывать у тебя детали прошлого, потому что будет предполагать, что ты тот самый Юлиан де Лилле Адан, учителем которого я пробыл три десятилетия. Его не провести фальшивым именем.

– Хм… И что вы предлагаете?

– Представься моим сыном. Это будет выглядеть очень правдоподобно.

– Вашим сыном? У вас есть сын?

– Да, был.

– Но зачем?

– Я же тебе все объяснил, чего ты не понимаешь, Юлиан?

– Ваше объяснение смехотворно! На кой черт мне зваться сыном того, чье имя в книгах истории записано как имя главного злодея Гнилого суда? Я планирую пожить в Элегиаре спокойно, и проблемы мне не нужны.

– Верить историям в рукописях и книгах – это показатель недалекого ума. У меня остались друзья в Элегиаре, и Нактидий – самый верный.

– Вы никогда ранее не упоминали свою семью, а теперь вдруг обнаружили в городе, из которого бежали, «верных друзей»?

– По приезде в Ноэль я поведал твоей матери всю историю, и она согласилась дать мне приют. Или я должен был отчитаться еще и перед мальчишкой, который едва прожил второе десятилетие? Да? – Вицеллий осторожно огляделся по сторонам, рассматривая проезжающих мимо людей и нелюдей, а также разбросанные вокруг города поля. – Когда я покинул Элегиар, моя жена Филиссия вместе с сыном бежала к своему отцу. Нактидий должен думать, что я с ней встретился и воспитал сына. Поэтому скажи, что ты он и есть.

– Да я на вас даже непохож, Вицеллий!

Упоминание Мариэльд де Лилле Адан слегка остудило графа, но червь сомнения все еще точил его разум.

– Моя жена была известной красавицей, синеглазой и черноволосой северянкой.

– Была? Так что произошло с вашей семьей?

– Тридцать лет назад Филиссия добралась до Севера, в Вертель, до своего отца, барона Фораджи. Но барон разорился, когда весь его товар в Глеофии забрали под предлогом плохих отношений с Великой Флоасией, которая тогда разорвала союз с Глеофом.

Затем Вицеллий прекратил говорить, снова дождался, пока роскошно одетый гонец проедет мимо на своей тонкокостной кобыле. Он точно боялся, что сказанное им достигнет лишних ушей.

– Когда я устроился в Ноэле, то послал в Вертель гонца, передав с ним золото и предполагая, что Филиссия там. Однако посланник вернулся и сообщил, что ее отец повесился из-за долгов, его имение забрали в счет уплаты, а саму Филиссию с полугодовалым сыном выгнали на мороз. Мою жену считали южанкой и распутной женщиной, поэтому не любили, и помощи в городе она ни от кого не получила. Гонец искал Филиссию, но никто не знал, куда она пропала. Однако по возвращении назад, проезжая небольшую деревню у реки рядом с Вертелем, он заночевал на постоялом дворе. И случайно выяснил, что некая худая, ослабшая черноволосая женщина с ребенком на руках явилась из сильной вьюги со стороны Вертеля чуть больше года назад. Ее приютил один вдовец, а когда она распотрошила его от голода, то на эту женщину обрушился народный гнев.

Фийя, которая тихонько восседала на лошади позади двух господ, испуганно сглотнула. Ее женское сердце было тронуто этим рассказом.

Юлиан лишь кивнул.