В соседние врата непрерывно тянулись мелкие торговцы с крицами, репой, лесной грушей и прочим добром что в изрядном количестве скупал Богдан. Однако получив резан и каких-то, странного вида, пластин торговый люд не тянулся назад, а занимал место в очереди в торговую палату.
— Видали?! Махнул плюгавый мужичок с куцей бородкой в сторону реки. — Сызнова насад что ведовством черным по реке тянут, явился. Народ, колыхнулся и переместился к краю обрыва с охами и ахами наблюдая как небольшой, причудливого вида кораблик тянет против течения несколько внушительных плотов с деревом.
— Глядика-ка, а весел то и впрямь нет!
Мужики что сидели на плотах помахали рукой и что-то прокричали. Им ли или нет, непонятно. Но люд отпрянул от края як от чумного и схватился. Кто за амулеты, а кто за крестики.
— Чего ты мелишь Архип. В дело вступил дородный вой, что стоял на входе. — Какое тако ведовство!Вчерашним днём самолично на сим насаде бывал. Глаза то разуй! Али не видишь что тама мерин колесо водяное крутит.
Народ снова к краю перебрался.
— Ишь ты. И впрямь лошадь стоит.
— Вона и колеса водяное. Не удержавшись, прокричал молодой парень.
Люд загомонил, а те кто помоложе не удержавшись побежали вниз. Прочие вернулись обратно к вратам. Разбегаться не стали, Богдан пообещал каждому, даже кто самую малость купит, подарок. Кому свистульку, кому иголку, а кому и калач малый, завёрнутый в кусочек бумаги доставался. Кто же от такого откажется?
— Шурин мой на Легощи камень бьёт. Вновь завёл разговор заросший по самые брови дородный мужик.
— Бает в острожке сим чудес не счесть. Журавли выше врат городских громадные камни да дубы ворочают. Телег же таких. — Мужик показал на небольшую платформу что грузили мешками с зерном. — великое множество и таскают те лошади, да токмо не сами. На телеге они стоят и цепи тянут, навроде той что на водоходе.
Он показал рукой на реку.
— Брешешь!
— Правда сие, вот тебе истинный крест. Говоривший истово покрестился.
— Звенислава, супружница моя с отроками в тех местах малину да орех собирает. В разговор вступил широкоплечий мужик невысокого роста похожий на гнома.
— Поведала будто вечерами в остроге огни горят червленые да зеленые, як на кладбище! Аки светляки в воздухе висят.
Гомон стих, люди прислушивались к разговору.
— Вчера же мерина видала. Чёрного, аки смоль. Тот над полем летел. Низенько! А с под копыт, свет бил. Страху набралась… Едва жива возвернулася.
— Так на кой сюды пришёл то, коли в коленях слаб.
— Бабы они, и не такое расскажут. У страха глаза велики.
— Глаз то разуй. Вона гляди. Мужику показали на лампы, висящие на столбах. — Бочонки сие медны, да с оконцами слюдяными, а не волховские огни. Пояснили мужику технически более продвинутые горожане.
Мнения о том, что происходит в острожке Ипата сложились диаметрально противоположные и люд ожесточенно спорил. До хрипоты.
— Бают острожек сей не Ипата вовсе, а гостя из Новгорода. Прохора. Бают и то, что ликом гость сей сильно похож на прежнего князя, только волосы аки вороново крыло.
У женщины преклонного возраста со следами былой красоты что стояла рядом говорившим глаза азартно блеснули. Не удержавшись, та язвительно ответила.
— Красна весна цветами, а осень — снопами. Сергей Александрович покойный ни одной поневы мимо не пропускал. Бистрюков наплодил видимо-невидимо.
— Дык и дед такой же был. Одного поля ягода. Царствие им небесное! Картинно перекрестился седой, как лунь дед. Разговор после этих слов перешёл в другую плоскость.
Попав в палаты люди видели выложенный на белых столах и хитро сбитых коробьях из гладкой доски товар заповедный: лампы медные что светили много ярче церковных свечей, нити из злата и серебра, окна слюдяные изукрашенные лепо. Ещё боле имелось такого, о чём люд черный и не слыхивал вовсе.
Выставил Богдан и привычные товары: топоры чернёные, иголки и шила, ножи да прочий скраб из добротного уклада. Рядом с каждым дощечка, а на ней прикреплена вощёная бумажка где цена буквицей и латинской цифирью намалёвана. Разный у Богдана товар. Те же иголки много дешевле чем у златокузнецов, а топоры не в пример дороже но и куда лучше, прочих.Торговаться приказчики Богдана отказывались напрочь, а сам он выходил лишь к знатным боярам да гостям что пускали в палаты без всякой очереди. Покупателей усаживали отдыхать на широкие скамьи и чудного вида пни на тонких ножках, угощали люд квасом чёрным и морсом добрым, из клюквы да голубики.
Богдан не привык работать по новому. Его то и дело и тянуло подскочить к покупателю да начать азартно торговался. Отродясь такого не было, твёрдую то цену назначать. Если например гость иноземный, али сын боярский у которого в калите резан куры не клюют.. Таковым покупателям завсегда две, а то три цены назначали. Коли гость опытный с ним торговались крепко, свои цену знали, а с прочими как придётся. Прохор же по плечу ударил и глаголит.