Удержаться на краю

Люба так похожа на его мать, что сердце Бережного сжимается. Его собственная дочь не похожа на его мать, он сам не похож, а племянница…

Старая боль вернулась, и Бережной понимает – Люба ни в чем не виновата, она, скорее всего, даже не знает, что произошло тогда, осенней ночью, когда все изменилось навсегда, страшно и непоправимо, расколов их некогда счастливую семью и отобрав у него всех, кого он любил – в один момент, сразу и навечно.

Именно тогда Бережной понял, как можно возненавидеть кого-то так сильно, что одно упоминание об этом человеке заставляет кулаки сжиматься в невысказанной и неизбытой ярости.

Но Люба не виновата, конечно. И нужно периодически об этом напоминать самому себе.

– Вот, бери печенье, моя жена его печет просто гениально.

Люба вежливо кивнула и потянулась за угощением.

«У нее глаза моей матери. – Бережной чувствует, что в висках застучало и перехватило дыхание. – Глаза… совсем такие, и вот эти длинные загнутые ресницы… она пахнет очень похожими духами, и прическа… я с ума схожу, наверное».

– Дядя Андрей, тебе плохо?

Любины глаза смотрят на Бережного встревоженно, рука, так и не взявшая печенье, потянулась, тронула его за плечо, и он дернулся, как от удара током.

– Прости.

Бережной понимает, что ведет себя как дурак, как истеричная барышня и пугает Любу, но эта дверь так долго была закрыта, что он уже и забыл, какая боль таится за ней. Он всегда гордился своим умением держать себя в руках, в любых обстоятельствах сохранял выдержку, но сейчас понял, что есть предел и его силам.

Нет, так нельзя, Люба не имеет отношения к тому, что произошло много лет назад, задолго до ее рождения, и тем не менее он годами манкировал своими обязанностями дяди. Но сейчас его племянница в беде, вторая убита, а он даже толком не знал их обеих.

Но так не должно быть.

– Я должен объясниться. – Бережной наливает Любе чай и садится рядом. – Ты должна знать, чтобы понимать, почему… ну, почему все так.

Горячий чай с запахом жасмина отлично подходит для разговоров, но Бережной медлит, потому что есть двери, которые проще держать закрытыми.

9

– Организм убитой сильно изношен. – Патологоанатом осуждающе хмурится: – Есть такое понятие – биологический возраст. Так вот: у этой женщины он не соответствует заявленному. По документам ей тридцать лет, а фактически ее организм изношен так, словно ей все шестьдесят. Я тебе скажу больше: если бы она не была убита сейчас, все равно прожила бы крайне мало – максимум год, но скорее полгода.

– Она была больна?

– Проще сказать, какой орган у нее здоров. Убил бы ее цирроз печени, кардиомиопатия или аневризма мозга – тут можно лишь гадать. И хотя я все-таки голосовал бы за аневризму, но в данном случае это уже сухое теоретизирование, потому что умерла дама от отравления веществом, замедляющим сердцебиение.

– Токсикология просто выявила следы или все-таки можно определить формулу?

– Именно – следы, действующее вещество, но на фоне препаратов, которые я обнаружил в организме барышни, удивлен, как она не умерла гораздо раньше. В том и дело, что это вещество оставляет следы, просто надо делать анализ, который не входит в перечень стандартных тестов. И знаешь еще что… Я уже видел такое. В смысле, химический состав вещества – в середине девяностых, я тогда работал здесь санитаром и учился в меде. Был отчет, в котором фигурировала именно такая формула. Тогда убили какого-то известного бандита, но точно не помню, я покойников вообще не запоминаю, а вещество – да, уж больно формула интересная. И составить его можно из абсолютно доступных препаратов, которые есть в любой аптеке. Ладно, Денис Петрович, вот тебе копия предварительного заключения, окончательную версию пришлю завтра, кое-что проверю.

– Хорошо, обнаружишь что-то еще – позвони. – Реутов спрятал документ в папку. – А что по пострадавшей Сокол?

– В крови следы того же вещества, что и у первой. – Патологоанатом пожал плечами. – И единственное, что могло ее спасти, – немедленная инъекция адреналина. Скажи мне, какой нормальный человек носит с собой ампулу адреналина? Это не валидол или таблетки от головной боли, а очень специфический рецептурный препарат. Кто и зачем носит его с собой?

– Ну, как видишь, есть такой человек.

Патологоанатом засмеялся:

– Это единственное, что могло спасти жертву, и я представить себе не могу, до чего обозлился киллер, когда понял, что его цель жива и даже здорова. Я бы денег дал, чтоб посмотреть на его лицо в тот момент.

– Василий Сергеич, ты маньяк. – Реутов фыркнул, представив себе патологоанатома, оплачивающего сомнительное зрелище. – Ладно, я поеду дальше.

– Ага, езжай. Увидимся.

– Ты хоть понимаешь, что из твоих уст это звучит двусмысленно?

– Ага. – Патологоанатом засмеялся. – Но мне тоже положены маленькие радости.