– Что, много работы? Тогда, может, закажем сюда? – она уселась за стол совсем по-хозяйски, закинула ногу на ногу, и я разозлился окончательно:
– Ты не слишком много себе позволяешь? Я же сказал, что не буду обедать!
– А почему вы на меня кричите? – Светка захлопала тщательно накрашенными глазами. – Что я такого сказала?
– Все, хватит, я опаздываю! – совсем уже грубо бросил я, доставая из шкафа куртку. – Пообедай с Таней.
Всем своим видом Светка продемонстрировала мне нежелание обедать с моей секретаршей, но я проигнорировал и пошел к двери, на ходу заталкивая мобильник в висящий на поясе чехол.
– Таня, я буду в три, – секретарша кивнула, и я почти бегом направился к лифту.
Дочь стояла у ворот школьного двора, пинала коленками сумку с учебниками. Рядом топтался какой-то мальчишка, длинный, худой, в расстегнутой куртке и без шапки. Он что-то говорил, стараясь заглянуть в лицо Юльке, но она даже не смотрела в его сторону. Увидев машину, она стремительно сорвалась с места и побежала навстречу, а мальчишка понуро побрел к школьному крыльцу.
– Привет! – Юлька высунулась между сидений и чмокнула меня в щеку.
– Привет, красотуля. С кем стояла?
– А-а… так… из четвертого класса пацан, – мне показалось или моя дочь смутилась и покраснела? Очень интересно… а главное – не рановато ли?
– Что хотел?
– Ой, пап, ну, чего ты пристал? Стояли, разговаривали, – с досадой отозвалась Юлька, вынимая из кармана сумки вибрирующий мобильник. – Алло! Да, я. Привет, Мирон. Да, в три. Хорошо, увидимся.
Телефон снова вернулся в карманчик, щелкнула кнопка.
– Партнер звонил?
– Да.
– Ну, и как отношения?
– Нормально, – пожала плечами дочь. – Работаем.
Краткость, как известно… но больше ничего вытянуть из дочери я не смог.
Я привез ее в пиццерию, заказал ее любимую пиццу с ветчиной и грибами. Юлька вздохнула:
– Жалко, мамы нет, она бы тоже такую поела.
– Вы не ездили к ней?
– Дядя Даниил сказал, что пока не надо ее беспокоить. Я ей звонила сегодня, у нее голос такой… наверное, все болит сильно, – в Юлькиных глазах выразилась тоска. – Пап… а ты не хочешь потом с нами поехать? – я видел, что это вырвалось у нее совсем по-детски, что это обычное желание ребенка разведенных родителей видеть их снова вместе.
– Юлька… ты ведь большая уже, прекрасно понимаешь, что будет некрасиво по отношению к… – тут я запнулся, не зная, как назвать Марьиного мужа. – К дяде Даниилу, если я вдруг приеду к его жене.
– Но ведь она и твоя жена была.
– Юль, не приставляйся, – попросил я, наливая дочери сок. – Ты ведь все понимаешь, а говоришь ерунду какую-то.
– А ты на самом деле не хочешь видеть маму?
Что я должен был сказать ей? То, что было на самом деле, или то, что она надеялась услышать? Я промолчал, сделал вид, что страшно голоден, и накинулся на пиццу. Юлька вздохнула и тоже взялась за нож и вилку.
Мы молчали весь обед, потом Юльке позвонила теща, спросила, где она и с кем, во сколько приедет домой и встретит ли ее кто-нибудь после тренировки. Дочь отчиталась по каждому пункту, успокоила бабушку, что вечером домой одна не пойдет, ее встретит отчим, и снова спрятала трубку.
– Слушай, может, тебе с собой что-нибудь взять? – обратился я к Юльке, но она отказалась:
– Давай только сока купим пачку, а то потом так пить хочется…
– А пожевать?
– Жевать мне будет некогда – уроков много.
Я подозвал официантку, попросил принести еще пачку вишневого сока и счет. Юлька поправляла что-то в прическе, и я отметил, что она стала постоянно носить шишку, хотя раньше предпочитала косу или хвост. С шишкой же дочь выглядела взрослее, и мне не очень это понравилось, если честно. Почему-то хочется оттянуть тот момент, когда твоя девочка начнет нравиться не только тебе, но еще и мальчикам… Хотя моей-то еще рано об этом думать – ей еще только девять исполнилось. Однако сейчас они такие ранние…
Я довез дочь до ДК, подождал, пока она скроется за прозрачным стеклом двери, и только после этого поехал обратно на работу.
– Что, Маша, сильно болит? – медсестра Наташа ловко сделала укол, прижала ватку. – Сейчас отпустит. К тебе мама с дочкой пришли, я сейчас пропуск понесу в справочное, и они сюда зайдут.
Она ушла, а я села в кровати и попыталась прибрать волосы, чтобы не висели сосульками, кое-как запахнула рубашку на груди, чтобы скрыть повязку и не пугать Юльку. Боль понемногу уходила, даже дышать стало легче, я постаралась придать лицу более непринужденное выражение, но, видимо, вышла лишь жалкая гримаса, потому что глаза вошедшей в палату дочери моментально стали мокрыми. Она бросилась ко мне, роняя с плеч белую больничную накидку, села на край кровати и схватила мою руку, прижавшись к ней щекой:
– Мамочка… Мамочка… как ты тут?
– Юля, ты мне обещала! – раздался голос матери. – Ты обещала, что не будешь плакать и расстраивать маму.
Мать вошла, и сама едва не заплакала, вынула платок и вытерла глаза.
– Мам, ну, ты-то чего? – укоризненно сказала я, притягивая к себе дочь и целуя ее в соленую от слез щеку. – Все уже нормально, меня скоро выпишут. С кем Маруська?