Однажды, когда больному вроде бы стало чуть лучше, Бернард уговорил Полисену пойти вместе с ним и показал ей небольшой шалаш, сделанный из ветвей прямо у задней стены дома.
– Вот здесь папа обрабатывает кораллы. Он делает такие красивые вещи! Лучше всего у него получаются рыбки, они кажутся живыми. Иди сюда, я тебе покажу.
Она увидела верстак со всеми инструментами, небольшую корзину с кусочками необработанного коралла и две скамеечки.
– Он и меня начал учить, до своей болезни, – сказал мальчик. – Хотел, чтобы мы, трое старших, как можно быстрее обучились ремеслу и смогли уехать подальше от мачехи и не зависеть от нее.
Полисена посмотрела на него с изумлением:
– Разве она вам не мать?
– Нет. Это вторая папина жена. Наша мать умерла семь лет назад. Потом появилась эта ведьма, околдовала отца своими нежностями, сладкими улыбочками и притворной заботой о нас, сиротах, и вышла за него замуж.
В первое мгновение Полисену поразила эта новость. Потом ее мозг заработал с огромной скоростью. Эта женщина появилась в жизни рыбака шесть лет назад, а она в то время уже давно жила в доме Доброттини. У нее не было в этом сомнений, так как она прекрасно помнила, как родилась Петронилла и как живот ее матери – нет, синьоры Доброттини – за несколько месяцев до этого надулся, и их с Ипполитой часто звали, чтобы прижаться к нему щекой и послушать, как пинается новый ребеночек, невидимый в своем темном гнездышке.
Она постаралась отогнать эти приятные эпизоды из жизни камнелунского дома, от которых у нее вставал комок в горле, и снова стала считать года, чтобы убедиться, что и она, как Бернард, Теофил и Пелагий, была дочерью первой жены рыбака.
Эта мысль принесла Полисене огромное облегчение. Было бы ужасно ненавидеть собственную мать, но недолюбливать жестокую мачеху – совсем другое дело. Ее лицо засветилось такой радостью, что Бернард изумленно спросил:
– Что с тобой?
И она, забыв об осторожности, крепко обняла его и сообщила:
– Я твоя сестра.
И рассказала ему обо всем: о предметах из шкатулки, о рыбке и о том, как Лукреция сопровождала ее до самого Урагаля, чтобы выяснить происхождение этой драгоценной подвески.
Глава четвертая
Бернард выслушал ее с недоверием. Потом очень внимательно осмотрел рыбку, которую Полисена теперь носила на шее:
– Да, это точно сделал мой отец. Но не могу понять, почему он тебя бросил. Он всегда любил нас, детей. Зачем ему это было нужно? – Он хлопнул себя ладонью по лбу. – Постой, ты можешь быть его дочерью, но не дочерью моей матери, его законной жены. Предположим, папа мог встречаться с другой женщиной, родилась ты, а чтобы не расстраивать маму и защититься от злых языков, они решили отдать тебя…
Да. Такое возможно. Другая женщина… Кто это мог быть? Почему же она не оставила себе девочку? Наверное, не могла?
Полисена тут же начала фантазировать. Может, это русалка, обитающая в морских глубинах, где маленький человеческий детеныш просто утонул бы? Ну нет уж. Такое бывает только в сказках. А может, это какая-нибудь знатная особа из Урагаля, которая была замужем за мерзким уродливым стариком, сгоравшим от ревности?
Теперь просто необходимо, чтобы рыбак пришел в себя и рассказал всю правду.
– А может быть, в твоей шкатулке есть еще что-нибудь, что нам поможет? – подсказал Бернард.
Полисена сходила за шкатулкой, которую прятала под матрасом у больного, – у нее в переполненной комнате не было даже собственного уголка.
Положила его на верстак рядом с кораллами, открыла…
– А что это за черная ткань? – тут же спросил Бернард, и в глазах у него появилось оживление.
– Не знаю. Я даже не знаю, ткань это или кожа. Потрогай-ка: жесткая и гладкая, как пергамент.
Бернард взял ее в руки, поднес к лицу, понюхал.
– Смола, – сказал он. – Сосновая смола и воск, чтобы не промокала.
– Тут какие-то белые пятна, похоже на рисунок, – заметила Полисена.
Бернард кивнул. Потом приложил палец к губам и взял сестру за руку. Они вернулись в дом. К счастью, кроме больного, все еще без сознания, и спящего в колыбели младенца, никого не было: все разошлись по своим делам.
Бернард приблизился к братишке и с крайней осторожностью, чтобы не разбудить, приподнял его. На дне колыбели лежала служившая простынкой выцветшая тряпка.
– Вынь ее оттуда! – сказал Бернард, придерживая ребенка руками. Полисена послушалась, и из-под куска материи показалось что-то черное, жесткое, очень похожее на кусок из шкатулки.
– Сколько я себя помню, мачеха всегда его использовала, чтобы не протекал матрас в колыбели. А до нее его использовала моя мать. Он всегда был у нас в доме. Давай, не смотри на него как зачарованная. Лучше вытащи его и положи на место простыню, а то карапуз проснется.
Полисена вытащила черную ткань. Этот кусок был намного больше размером, чем у нее, и на нем тоже были белые пятна, которые, казалось, составляли какой-то рисунок.
Они положили на место ребенка – он продолжал спать – и вернулись со своим трофеем в маленькую мастерскую.